Умирать на сцене, жениться на прохожей и смеяться над трудностями — актер Владимир Капранов откровенно рассказал о театральном закулисье и жизни за пределами театра

Драмтеатру — 70! Авторский проект Руслана Хилимончика: истории об искусстве, судьбах и закулисье театра

Они выходят на сцену, чтобы пробудить в нас чувства, донести идею или заставить задуматься… Свою судьбу с театром связали сотни людей, но зрители видят на сцене лишь верхушку айсберга. Самое интересное скрыто за кулисами.

«Вечерний Гродно» предлагает вам окунуться в таинственную атмосферу театральной жизни и рассказать о судьбах людях, выходящих на сцену для почтительного поклона.

…Между Питером и Гродно он выбрал наш город. Как случайно встретить любовь всей своей жизни, умереть на сцене и влюбить тещу в свои роли — первая история будет из уст Владимира Капранова, который недавно отметил 60-летний юбилей.

«С ним что-то не так, он артистом хочет быть!»

В детстве мы играли в войну и изображали раненых. Правда, никто не хотел исполнять роль немцев. Немцами у нас была крапива. Насмотревшись кино про мушкетеров, сами делали шпаги. Еще играли в «тарзанов». Играли, играли, а я подумал: а есть ли такая профессия, чтобы и дальше играть? Мне сказали: есть, это артисты! А кто это? «Ну, кино смотришь — вот это артисты». «Как, — недоумевал я. — На это еще и учиться надо?». Когда заканчивал 8 класс, а было это в Мордовии, писали сочинение «Кто кем хочет быть». Я написал, что хочу быть артистом. Учительница вызвала родителей в школу: «Знаете, с Вовкой вашим что-то не так — артистом хочет быть».

Я узнал, чтобы поступить — нужно прочитать басню и показать этюд. Отец был у меня военным, он сразу заявил, что артистом я стану только через его труп.

— Я видел этих артистов на фронте. Они ресницы красят, щеки. Ты этого хочешь? — спрашивал отец.

— Красить ресницы не буду, но артистом стану, — отвечал я.

 А он хотел, чтобы я был ветеринаром: «Будешь уважаемым человеком, поработаешь, станешь председателем колхоза, и все у тебя будет. А если хочешь петь — пой. Но в свободное от работы время».

Потом месяца три со мной не разговаривали, а потом махнули рукой, ведь были уверены, что я не поступлю.

Автограф от Олега Ефремова, басня и электричка

Поступать я поехал в Горьковское театральное училище. Там в свое время учился наш заслуженный артист Емельянов. Причем мы с ним учились у одного и того же известного педагога, Сокловерова. А Олег Ефремов был председателем нашей дипломной комиссии. У меня в дипломе, кстати, есть его автограф.

Приехал, а мне говорят, что в этом году набор будет на артистов кукольного театра. Тогда я понял, что, если уеду, быть мне ветеринаром. Меня тетка привезла и подгоняла, чтобы быстрее вступительные испытания сдавал, ведь у нас скоро обратная электричка. Прочитал басню, прозу из «Войны и мира», спел песню — и поступил. А вскоре меня перевели на актера драмы.

Остановил прохожую и женился

Мне не хотелось учиться, а хотелось зарабатывать деньги. Некоторые в Москву или Ленинград попасть хотели, но при этом они должны были продолжать учебу. Я учиться не хотел, потому что был миллион лишних предметов.

В Гродно я попал достаточно просто. К нам приехал режиссер Владимир Рудов. Это он написал «Белкомедию», сейчас она у нас идет. Приехал весь в коже, «западный» такой, из какого-то там Гродно. Я думал, что это Украина. Как же было с ним не поехать?

В среду, 15 марта 1978 года, в 11 часов утра я приехал на старый вокзал Гродно. Дошел по Ожешко до университета и увидел симпатичную девушку. Я к ней: «Не подскажете, как к театру пройти?» Провела лично. Пока шли, успели поговорить, я взял номер телефона. В итоге она стала моей женой.

Умер на сцене и стал артистом

В жизни началась полная свобода. Не нужно было учиться и сдавать историю КПСС, родители живут далеко, есть жилье и девушка. Что еще надо?

У нас в театре был режиссер Семакин. Подходит и спрашивает: «Что ты хочешь сыграть?» А я ему и говорю: «Всегда мечтал сыграть солдатскую гимнастерку. Помню ее, дедовскую, пропахшую табаком». После отпуска начали ставить «Всадники надежды» про гражданскую войну, где я сыграл Дулюню.

Раньше режиссеры говорили, что звание народного артиста можно давать за четыре сыгранные вещи: любовь, смерть, собаку и пьяного.

Меня ранили, несут в партер, я стону, меня кладут — и я умираю. Режиссер меня тогда замучал: говорит, мол, неправильно, не верю. Я уже и кнопки канцелярские на живот цеплял, чтобы больно было. Не помогало. А на сдаче, никому не говоря, умер на спине. Пальцы одеревенели. Он меня кладет на землю, тормошит и, думая, что со мной что-то реальное случилось, всё спрашивает: «Дулюня, что случилось?». И пытается вырвать мою руку. У него это получается, а у меня в руках — лацкан его гимнастерки. И вот тогда я стал артистом.

38 лет пролетели как одна секунда. Любой артист скажет: вот в фойе после отпуска уже елка стоит, глазом моргнуть не успел — уже опять отпуск.

Когда я впервые встретился с труппой, все шептались: да кого ты привез? Что, тебе в Минске некого было взять? Махнули на меня рукой, думали, что меня скоро в армию заберут. Так продолжалось полгода — «ни здрасьте, ни до свидания».

Все ахнули только тогда, когда сыграл Дулюню. Меня приняли в свой круг настоящие актеры: Иванов, Александров, Мышко.

Раньше после спектаклей раньше никто не разбегался по домам, все сидели и обсуждали роли и игру. Мне делали замечания: «Вот, смотри, а зачем ты так сыграл? Можно было и по-другому». А я сижу и думаю: «Да, точно, как же я сам не догадался». И не нужно было нигде учиться — они были гораздо лучше любого МХАТа. Не заметил, как я стал частью семьи. Раньше часто собирались, по любому поводу. И совсем не для того, чтобы выпить — а чтобы поговорить.

Спектакль

В это сложное время нам остается только смеяться

Как менялась жизнь, так менялся и театр. Это не зеркало, это увеличительное стекло. Режиссеры чувствуют веяния общества. В театре всегда старались ставить спектакли, которые были бы актуальны в нужное время. Зрители приходят и хотят получить ответы на свои личные вопросы. Теперь, например, хотят смотреть комедии. Видимо, время и так сложное, поэтому хочется чего-то легкого.

Старому театру, на удивление, конкурентом было польское телевидение. Все стремились смотреть его по вечерам. А театр привлекал отличием от бытовой жизни. Поэтому шла классика. В начале 80-х в Москве стали модными рок-оперы. Наш режиссер Титов поставил рок-оперу на стихи Янки Купалы «Пророк». Ажиотаж был огромным, все искали лишний билет.

Правда, театр никогда не шел на поводу у зрителей, не то что сейчас. В Москве ставят «Братьев Карамазовых», и брата Алеши играет девушка. Объясняют это тем, что он похож на девушку. Я этого не понимаю.

Нельзя обмануть собаку и ребенка

В любом жанре, с хвостом или без, мы все равно играем людей и человеческие отношения. Проанализируйте свой день — все жанры пройдете: и комедию, и драму. Даже в комедии играются отношения — и порой они даже острее, чем в трагедии. У нас же главное — общение со зрителем. Они хохочут, и нам хорошо. Многое зависит от зрителей. Мы заряжаемся от них. Если публика ворочается, невнимательна к сцене, значит, мы что-то сделали не так или пьеса не в духе времени.

Очень интересно играть для детей, они же всему верят. Нельзя обмануть собаку и ребенка. Если будешь плохо играть — они просто отвернутся.

Многие спрашивают, как получается совмещать театр и личную жизнь. А секрет прост — нет такого совмещения. Театр и дом — один коктейль. Что бы ты не играл — всё внутри. И от этого хорошо. От этого мы на сцене живые.

Мать смотрела спектакль, когда мне на сцене наливали водку. Она спросила: «А что, это тебе водку наливали?» «Нет, — говорю, — просто воду. А если наливают вино, то это подкрашенная вода». Она недоумевает: «Это ж надо было столько учиться, ехать за 1000 километров, чтобы на сцене воду пить. Возвращайся к нам в село, будешь нормальную водку пить».

Зато теще нравилось, когда я был одет в хорошие исторические костюмы. А когда играл в советских пьесах, она говорила, что все плохо. «Почему?» — спрашиваю я. — «Плохо одет».

Жизнь нужно прожить празднично

Вдохновение приходит во время простого человеческого общения. Идешь на остановку и видишь: «О, как интересно он шагает…» Раз — и где-то откладывается в голове. Некоторые даже делают заметки. Надо умереть где-то на сцене — вспоминаешь что-то из прошлого, но не дай бог из известного фильма, ведь это видно. Иногда роль долго делается, иногда быстро. Быстро — это когда режиссер именно тебе дал роль. Угодил в тебя, в твой характер. Иногда хорошо получается, когда дается роль на сопротивление — это когда надо играть практически свою противоположность.

Когда ты занят в ролях, ты не думаешь о возрасте. Просто некогда. Мы заряжаемся от зрительного зала. Бывает, приходишь больной на спектакль — и, о чудо, все уходит. А потом, после поклона, иной раз и скорая может забрать.

У всех есть личная жизнь, но настоящая — на сцене. Она может длиться полчаса-час, но это настоящая жизнь, которая лечит и не дает нам чахнуть.

Реверанс

Я хочу пожелать зрителям здоровья, веселья и остроумия. Какая бы не была ситуация, никогда не унывайте! Да, у меня уходили близкие люди… и что, мне всю жизнь грустить? Бог дал одну жизнь, и надо прожить ее празднично.