Не верь, не бойся, не проси. В гродненской тюрьме говорят тихо, запрещают мобильники и почти разучились делать наколки

Мобильный телефон — это чрезвычайное происшествие

— Покажите паспорт и оставьте на КПП мобильный телефон. Все сдают, — с этими словами проводник берет большой ключ, и мы попадаем в закрытый мир.

Двор сплошной стеной окружают несколько корпусов и ворота. Лишь одно здание осталось со времен иезуитского коллегиума, остальные достроили позже. Мимо без сопровождения проходит сухонький мужчина в робе, руки за спиной без наручников.

— Не бойтесь, он из команды «хозработников», — успокаивает Станислав Мечиславович. — Это люди, которые совершили первое нетяжкое преступление, находились здесь в следственном изоляторе, приговорены к сроку менее семи лет и остались по своему желанию. Они готовят, стирают, шьют. Раньше их можно было увидеть на ремонтных работах около тюрьмы, сейчас туда отправляют осужденных на «химию».

Остальное подневольное население содержат в следственном изоляторе (там дожидаются суда), а также на общем и строгом тюремном режиме — эти обитатели «крытки» смогут выйти во двор лишь при отъезде. наиболее суровые условия — на строгом режиме. В СИЗО — самые мягкие. Но считается, что в тюрьме все равно труднее, чем в колонии.

Снаружи окна камер завешены жалюзи, «реснички» завернуты вверх так, что изнутри ничего не видно. Окошки оформлены как в сказочном домике и пронумерованы — чтобы быстро сориентироваться, если случится пожар или другое происшествие. Оказывается, к ЧП здесь относится даже наличие мобильного телефона.

«Отвечать за базар» должны все

— А как часто проводят «шмон»? — интересуюсь.

— Это их лексика, — останавливает меня собеседник. — Мы ее не используем, хотя должны знать. Мы называем этот процесс обыском. Он обязателен по прибытии и перед отъездом, в остальных случаях — по необходимости: например, если узнаем о том, что осужденные что-то готовят. Бывает, нужна помощь врача, когда специальный аппарат показывает, что в теле осужденного есть инородный предмет. Правда, сейчас народ уже не тот. Раньше была отлажена система переговоров между камерами (это запрещено. — Прим. авт.), в том числе и с помощью веревочки между окнами.

Со слов замначальника, сегодня в тюрьме почти перевелись и умельцы сделать игральные карты из подручных материалов, и мастера набивать татуировки. Наколки наносят уже на свободе. Много не набьешь — за каждую придется ответить. «Отвечать за базар» — здесь одно из основных правил, причем касается и работников тюрьмы.

— Сотрудники тюрьмы тоже соблюдают правила заключенных — например, не здороваться с «опущенными» или не прикасаться к ним?

— Для нас все равны. Мы не делим на «касты». Это различают только осужденные. Когда-то наш психолог пытался разобраться во всех уровнях и подуровнях их системы, но ему не удалось. Есть «блатные», которые, например, ни за что не будут работать. А вот коронованных «воров в законе» здесь нет.

Правда, на особом стенде висят фотографии четырех авторитетов. Выделили также тех, кто склонен к суицидам, членовредительству или организации протеста и побега.

По двору проходят еще несколько заключенных и едва слышно здороваются.

— Здесь все говорят тихо, — замечаю я.

— Привычка. Осужденные любят «клеить ухо», — переходит на сленг подопечных руководитель.

Проходим мимо группы, которая разбирает посылки с воли. Несколько осужденных хозотряда разносят пакеты адресатам. К слову, передать в тюрьму можно до 30 килограммов продуктов и личных вещей. Всё проверяется. Бывало, что в куске мыла пытались передать мобильник.

Фото из архива ВГ

Кто работает, тот ест… лучше

При входе в СИЗО в нос бьет запах застоявшегося курева, хоть и не убийственный. Кажется, вокруг никого нет. Но жизнь скрывается за многочисленными дверями. Ее показывает монитор дежурного, разбитый на фрагменты-камеры. Кто-то ходит от стены к стене, кто-то свернулся калачиком на нарах, кто-то говорит с сокамерниками. Правда, видеонаблюдение есть не везде. В свободной камере две двухэтажные металлические кровати, столик, умывальник у дверей, рядом в углу ничем не отгороженный унитаз или туалет в виде чаши «Генуя» — ямы с оттисками для ног. Вверху — небольшое заслоненное окошко, через которое видны считанные сантиметры неба.

— День осужденного начинается в 6 утра, затем завтрак, свидания, разговор с адвокатом, обед, прогулка, ужин… Отбой в 22:00. После этого времени осужденный должен лежать на нарах и соблюдать тишину, — поясняет мой «экскурсовод» по исправительному учреждению.

— Свидания разрешены только раз в год, с адвокатом тоже нечасто общаются… Так чем тут занимаются люди?

— Читают книги из нашей библиотеки, играют в шашки, шахматы, нарды (карты запрещены). Письма пишут: кто раз в год, кто — пять штук в день. Могут поговорить со священником.

В библиотеке бросается в глаза книга на польском языке, «Война и мир». Остальные экземпляры тоже в основном советского периода, есть серии детективов типа «Я — вор в законе», психологическая, философская литература.

— Некоторые здесь работают: в производственных цехах делают офисную мебель, которая ничем не отличается от фабричной, металлоконструкции, мусорные баки например, — уточняет Станислав Станевский.

Для всех заключенных в тюрьме нет рабочих мест, трудится только десять процентов. От того, работает человек или нет, зависит его питание. Работающие получают первую норму, безработные — третью. В последней, например, нет яиц, меньше граммов хлеба, круп, овощей, маргарина. В обеих отсутствует творог, сливочное масло, сыр. Есть меню для женщин, диабетиков и беременных, но они не сильно отличаются. К слову, в СИЗО одна женщина скоро будет рожать.

В «люксе» смотрят телевизор, а в штрафизоляторе спят без матраца

Услышав про подземные ходы, сотрудники тюрьмы только улыбаются. Сомневаются, что лабиринты остались. Входа в них на территории тюрьмы нет. Следственный изолятор соединен с остальными корпусами. Пройти по всей тюрьме можно не выходя на улицу. Но несведущий посетитель быстро заблудится в этих лабиринтах. На зеленых перилах лестницы выкованы белые цветочки. На каждом этаже — по одиннадцать камер с двух сторон коридора. В дверях — глазок, закрывающийся с наружной стороны, и окошко для передачи еды. Зайти к заключенным журналисту нельзя.

Открывают камеру, обитатели которой вышли на прогулку. Появляется ощущение, что и в тюрьме можно жить в «люксе»: расписанные картинами природы стены, полностью отгороженный туалет, телевизор, напоминающий монитор компьютера. На некоторых камерах надпись «карантин» — там содержатся под стражей больные туберкулезом. Несколько форточек на дверях завешены одеялом, чтобы заключенные не могли наблюдать за происходящим в коридоре через щели в дверях.

За нарушения осужденный попадает на время в штрафной изолятор — ШИЗО. Это одиночка, в которой нельзя сидеть или лежать на нарах днем — они подняты к стене под ключ. На ночь их опускают, но постельных принадлежностей не выдают. Из удобств — прикрепленная к полу табуретка, кусок доски, торчащий из стены, умывальник, туалет в виде чаши «Генуя» и окошко.

— А «стакан» (бетонное помещение площадью метр на метр. — Прим. авт.)  используют в качестве ШИЗО? — любопытствую я.

— Нет, это место временного пребывания. Там осужденный со своими вещами может находиться не дольше двух часов, например, при заселении или переселении из камеры в камеру, — поясняет заместитель начальника.

Для буйных заключенных, которые не контролируют свои действия и могут покалечить себя, предусмотрена специальная камера без мебели, полностью обшитая защитным материалом. Даже если человек будет биться головой о стену, не навредит себе.

«На вас все будут смотреть»

Ощущение опасности подстерегает на каждом шагу.

— Подождите, — проводник останавливает меня движением руки.

В конце коридора контролер ведет осужденного с прогулки в камеру. Верхний этаж выглядит так же, как остальные. Но на дверях висит табличка «Прогулочный дворик» с порядковым номером и нарисованным солнышком. Дворик похож на камеру, но в этой забетонированной коробке нет мебели, а вместо потолка — небо через металлическую сетку. На месте коридора — мост, с которого наблюдают за подопечными сверху. Гулять можно один-два часа в день в зависимости от режима (в ШИЗО прогулки  запрещены). В одном дворике могут находиться только люди из одной камеры. Между разными двориками общаться нельзя.

— Можно мне подняться на мост?

— Зачем? Ведь на вас все будут смотреть, — удивляется мой провожатый.

Я так и не понимаю, чем это опасно, но мне разрешают только нос показать на мост. Внезапный лай овчарки заставляет вздрогнуть — эта та самая, которую видят горожане, проходя мимо тюрьмы. Она работает вместе с контролером. Здесь целый питомник овчарок. Правда, сколько их, держат в тайне, равно как и точное количество постов, работников тюрьмы и заключенных.

Некоторые кандидаты после обеда не возвращаются

— Лимит тюрьмы — 810 человек. Мы в рамках лимита. Содержатся в основном мужчины, — поясняет Станислав Мечиславович. — А сотрудников несколько сотен.

— А зачем эти карманы? — показываю на металлические узкие глубокие устройства снаружи прогулочных двориков.

— Чтобы бросить ключ, если на сотрудника нападут. Достать его оттуда уже нельзя. А без него заключенные не откроют другие замки. Возле каждой двери для безопасности висят также тревожные кнопки.

Выясняется, что последний побег был организован в 1982 году. Тогда убили одного охранника, а второго ранили. С тех пор подобных происшествий не было. Однако попытки самоубийства в тюрьме случаются: заключенные вешаются и режут вены, но суицидов, доведенных до конца, давно не было. Случается, осужденные умирают от болезни сердца или туберкулеза.

— Теперь видите, что не каждый может здесь работать, — говорит начальник тюрьмы Владимир Шаблинский, когда мы возвращаемся с экскурсии. — Через мониторы камер слежения работники все время на виду — у осужденных, у начальства. Всю смену без мобильного телефона. Причем один такой отвечает за 50 человек своей жизнью. Некоторые приходят «попробоваться», а после обеда уже не возвращаются. Кандидаты на военно-врачебной комиссии обязательно проходят психологические тесты. Правда, сейчас штат укомплектован.

…На выходе из этого закрытого учреждения не оставляет ощущение, что  оно приоткрылось только сквозь дверной глазок.

Справка «ВГ»

Тюрьма № 1 в Гродно появилась в 1820 году на месте иезуитского коллегиума XVI века. Кроме нее в Беларуси находится еще две тюрьмы — в Жодино и Могилёве. Сюда попадают люди, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления, сразу из зала суда после оглашения приговора либо «злостные нарушители», которых переводят из исправительных колоний. Смертные приговоры в гродненской «крытке» не исполняют и учет им не ведут. Приговоренных к пожизненному заключению тоже нет — их отправляют в Жодино либо Глубокое. В тюрьме № 1 находятся не более пяти лет. В среднем на содержание осужденного тратят около 1 миллиона рублей в месяц.