Родители Юли Кубаревой, погибшей после ринопластики, уверены: без широкой огласки доказывать вину медиков было бы практически невозможно

Операция накануне свадьбы закончилась комой

Перед свадьбой 25-летняя Юлия решила исправить последствия перенесенной в детстве травмы носа. Пластическую операцию проводили в минском частном медицинском центре «Экомедсервис» вечером 26 марта прошлого года. После операции девушка не пришла в сознание, но родителей убедили, что все хорошо, и заставили их покинуть больницу. Ночью Юлю в критическом состоянии забрала «скорая помощь» и увезла в реанимацию 4-й городской больницы.

Что пошло не по плану во время операции, родители узнали только спустя несколько дней.

«Нам вначале ничего не говорили, — рассказывает отец Юли Юрий Кубарев. — А потом во время внутреннего расследования промелькнуло «сбой аппарата (искусственной вентиляции легких. — Прим. ред.). И мы тогда хоть как-то поняли, что случилось».

«Она не пришла в себя. И это уже последствия отека мозга, — говорит Алла Кубарева. — При нехватке кислорода у человека сначала останавливается сердце и начинается отмирание мозга. Сердце завели, ну а мозг… То, что случилась поломка, — это одно, но потом они ведь не вызвали реанимацию, кинули ее одну… Ее привезли в реанимацию через шесть часов после операции».

Анестезиолог должен был дождаться, пока Юля выйдет из наркоза, но покинул больницу и уехал на операцию в Москву, оставив наблюдать за пациенткой палатную медсестру.

В материалах внутреннего расследования медцентра, которые получили родители погибшей, написано, что из-за недостатка кислорода произошел отек, а затем гибель головного мозга. Юля впала в кому, из которой так и не вышла. Она умерла через месяц после ринопластики, 23 апреля.

По словам адвоката родителей Юли Владимира Печерского, это дело стало уникальным для белорусской судебной практики. Подобные случаи обычно до суда не доходят. Судебные заседания начались через восемь месяцев после смерти девушки.

Бывший гендиректор «Экомедсервиса» Галина Волжанкина и главный инженер Владимир Лихута обвиняются в служебной халатности, а врач-анестезиолог Александр Шуров — в ненадлежащем исполнении профессиональных обязанностей, повлекшем смерть пациента.

Что происходит на процессе

На первой скамье рядом с обвиняемыми сидят, прижавшись друг к другу, родители Юли. На одном из последних заседаний в зале не много человек. Говорят, больше будет на прениях и при объявлении приговора. Галина Волжанкина часто оборачивается, беспокойно осматривает присутствующих. Владимир Лихута и юрисконсульт медцентра до входа судьи что-то живо обсуждают, улыбаются. Александр Шуров сидит ближе всех к родителям Юли, ссутулившись и склонив голову. Дело ведет заместитель председателя Октябрьского суда Минска судья Алла Абакунчик.

Прокурор читает заключение экспертов, из которого следует, что медики во время операции должны были немедленно сообщить о сбое аппарата своему непосредственному руководителю.

Вопрос Шурову: Что можете пояснить по поводу выводов экспертов?

— Выводы экспертизы противоречивы… Согласен, что недооценил общее состояние пациентки. Согласен, что не проверил, не было ли световых или звуковых показателей на аппарате… Но как я могу оценить заключения экспертов?
Александр Шуров повторяет в очередной раз, что он не инженер, а врач — пока еще. Анестезиолог перечисляет суду, что он делал, чтобы разрешить сложившуюся ситуацию: отсоединил пациентку от аппарата, провел ей вентиляцию легких вручную с помощью мешка Амбу, включил-выключил аппарат несколько раз. Александр Шуров подтвердил, что не был знаком с нормативными актами, регламентирующими его профессиональную деятельность. С инструкцией эксплуатации дыхательного аппарата он ознакомился поверхностно.

«Анестезиолог таким образом показал, что не знает правил своей профессиональной деятельности. Прошу государственного обвинителя перепредъявить обвинение Шурову на более тяжкое, — ходатайствует в связи с этим прокурору адвокат Кубаревых, — с ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей, повлекшего смерть пациента (ч. 2 ст. 162 УК РБ), на умышленное убийство, совершенное с косвенным умыслом (ч. 1 ст. 139 УК РБ), поскольку в этих условиях Шуров не желал смерти пациентки, но сознательно допустил ее наступление».

Однако государственный обвинитель отклонил заявленное ходатайство.

На суде вновь и вновь поминутно разбираются события того вечера, чтобы лучше понять, кто и в чем допустил ошибки. Судья зачитывает диалоги медсестры с врачами «скорой». Слышно, что медсестра в растерянности объясняет симптомы пациентки. Затем идет демонстрация видеозаписей приезда «скорой» и транспортировки Юли в 4-ю больницу.

«Не себя же спасают, куда им спешить!» — слышны негромкие комментарии в зале.

Родителей Юли заранее предупредили о видеозаписях, они все-таки решили присутствовать на просмотре. Алла Кубарева до сих пор носит траур, принимает антидепрессанты, ходит к психотерапевту, мало ест. В ходе разбирательства Алла часто наклоняется к мужу и начинает тихо что-то с ним обсуждать, иногда не выдерживает и плачет.

«Мы то держимся, то расклеимся, — говорит Юрий о том, как они переживают судебный процесс. — Когда все поминутно разбирается, вспоминается, что говорят другие, как должно было быть, чтоб этого не случилось, — такие моменты очень тяжелые. Другие врачи говорят, что это делается так, так и так. А там оказалось, что бардак страшный».
Он говорит с паузами, и видно, что сдерживает слезы.

Деньги пойдут на лечение детей

Супруги Кубаревы требуют от «Экомедсервиса» возмещения материального вреда в размере 74 миллионов рублей и морального — 10 миллиардов рублей. Как пояснил отец Юли, сумма материального возмещения складывается из стоимости пластической операции (15 миллионов), затрат на ритуальные услуги (14 миллионов) и оплаты услуг адвоката (45 миллионов). Сумму морального возмещения они назвали, исходя из средних сумм, принятых в судебной практике европейских стран. Юрисконсульт «Экомедсервиса» сообщил, что центр готов вернуть потерпевшим 74 миллиона, а вот с суммой морального возмещения они не согласны. Что они могут отдать пострадавшим, обвиняемые так и не определились. Судья попыталась выяснить, какие существуют препятствия для возмещения ущерба.

Судья: Как вы можете оценить экономическое состояние вашей организации?

Юрисконсульт: Прибыль за 2013 год была 400 миллионов рублей. Я не знаю, как по-другому объяснить экономическое положение.

— Ваше предприятие является банкротом?

— Нет.

— Сколько стоит здание вашего центра?

— Затрудняюсь ответить.

В итоге «Экомедсервис» согласился отдать Кубаревым сумму, определенную по усмотрению суда.

Прежде родители Юли избегали обсуждения вопроса, на что они планируют потратить деньги, которые определит суд. Однако сейчас Юрий рассказал корреспонденту «ВГ», как бы они хотели распорядиться суммой.

«Экомедсервис» — организация, которая по определению должна лечить людей, поэтому эти деньги пойдут на лечение детей, — сказал отец погибшей девушки. — Мы знаем, что такое потерять ребенка. Нам деньги уже не нужны».

Юрий Кубарев: «Суд затевали, чтобы назвать виновных»

Родители по-прежнему хотят, чтобы за смерть их дочери отвечали и остальные члены операционной бригады — врач-хирург Виктор Серебро и две медсестры — Ирина Немухина и Татьяна Бондаренко, которые теперь проходят по делу в качестве свидетелей.
«Весь суд затевался именно для того, чтобы назвать всех виновных, — объясняет Юрий. — Шуров обвиняемый — это да. Но как можно считать, что Серебро полностью непричастен к этому делу?»

Причем для родителей главное — не посадить медиков, а добиться запрета на ведение медицинской деятельности.
Еще в начале судебного процесса Юрий обвинял работников «Экомедсервиса» в бесчеловечности, в том, что они оставили пациентку умирать, когда ее еще можно было спасти. Однако после подробностей, которые открылись во время разбирательства, его мнение изменилось.

«Нельзя сказать, что они профессионалы, — говорит Юрий. — Во время проверок и на суде были выявлены множественные нарушения. Они долго нарушали. Это случилось не в тот день. Дыхательный аппарат сломался полгода назад, газоанализатор (аппарат, который мог бы сообщить о сбое в работе прибора для дыхания) не работал почти год, с июня 2012 года. С тех пор прошло 44 операции, и каждый рисковал. Фильтр забивался постепенно. Может, и у предыдущих женщин голова болела, но они думали, что просто от операции. На стакане абсорбера дыхательного аппарата была трещина. Вместо того чтобы заменить колбу, ее заклеили скотчем. Как они могли вообще начинать операцию?»

Во время операции медики должны были постоянно наблюдать за состоянием пациентки — кожными покровами, пульсом, ритмом сердца. Но, как выяснилось во время слушаний, они зачастую находились в стороне от стола или даже в другом кабинете.
«Такая операция обычно длится полтора часа, — рассказывает Алла Кубарева. — А эта закончилась только через три часа. Наверное, все это время они ее спасали».

«Не знали», «не видели», «не слышали»

Бывший гендиректор медцентра Галина Волжанкина и главный инженер Владимир Лихута не признают свою вину, объясняя это тем, что они не знали о сложившейся ситуации. Анестезиолог Александр Шуров согласен с обвинением частично — в том, что не убедился в нормальном самочувствии пациентки после операции. Кстати, анестезиолог не остался наблюдать за пациенткой после пластики в течение двух часов, как положено, а уехал в Москву на другую операцию.

Если анестезиолога допрашивали два дня, то хирурга Виктора Серебро — два часа. На большинство вопросов он отвечал «не помню», «не видел», «не заметил». И на вопрос, сколько времени был отключен аппарат искусственного дыхания, затруднился сказать даже примерно — две минуты или десять.

Судя по показаниям, никто из медиков не понял, что Юля находилась в критическом состоянии.
«Но когда ее вывозили из операционной, нас удивило, что она совершенно не двигалась, очень тяжело дышала, цвет кожи был очень бледным», — вспоминает Алла Кубарева.

Юрий считает, что факт присутствия родителей помог им доказать, что что-то не так пошло не ночью, а еще во время операции, и тем самым определить причины.

Похожий случай произошел в Минске, когда в октябре 2012 года в одной из клиник девушке делали пластическую операцию по исправлению прикуса с помощью такого же аппарата. После операции она впала в кому и не выходит из нее до сих пор, виновных в этом следственный комитет пока не назвал.

У девушки остановилось сердце

Страшные подробности впервые в суде рассказала медсестра Немухина на одном из последних заседаний. Оказалось, что во время операции у Юли остановилось сердце, все тело девушки стало серо-синего цвета, ей вводили адреналин и другие препараты, проводили закрытый массаж сердца. Немухина подтвердила, что дыхательный аппарат был отключен около 40 минут. Медсестра также сообщила, что анестезиолог попросил ее никому об этом не сообщать, и она подчинилась указаниям своего начальника.
Адвокат Кубаревых Владимир Печерский говорит, что при допросе медиков суд встретился с мощнейшей «корпоративностью» или даже круговой порукой.

«Ведь когда приходит больной человек, ему сложно поставить диагноз, а здесь абсолютно здоровый человек лег на операционный стол и не встал, — недоумевает адвокат. — Ни в одной клеточке мозга это не укладывается. Иногда на процессе звучал вариант таких ответов, будто разговариваешь со студентами медфакультета. На очевидные вопросы с просьбой пояснить они говорили: мы не знали, мы не видели, мы не слышали, мы не рассчитывали на это. Как человек и как адвокат я не могу понять, как такого рода специалистам можно доверять делать операции».

Пока остается загадкой, почему врачи со стажем, проведшие до этого множество других операций, после отключения аппарата ИВЛ не вызвали реанимацию, не привели девушку в сознание после наркоза, а убедили родителей идти домой и сами покинули больницу, оставив для наблюдения одну медсестру.

По делу о смерти Юлии Кубаревой завершились судебные слушания, прошли прения. Гособвинитель попросил суд назначить наказание врачу-анестезиологу Александру Шурову в виде 5 лет и главному инженеру Владимиру Лихуте в виде 4 лет лишения свободы с отбыванием срока в исправительной колонии в условиях поселения с лишением права заниматься врачебной деятельностью 5 лет, а бывшему гендиректору «Экомедсервиса» Галине Волжанкиной — в виде ограничения свободы сроком на 2 года без направления в исправительное учреждение закрытого типа с лишением права заниматься врачебной деятельностью сроком на 2 года. Прокурор предложил обвиняемым возместить материальный ущерб полностью в сумме 74 миллионов, а моральный в 10 раз меньше запрашиваемого — 1 миллиард рублей. 31 января суд объявит, кто и каким образом ответит за смерть девушки.

Читайте также:

Гособвинитель по делу о смерти пациентки «Экомедсервиса» огласил запрашиваемые наказания

Хирург, оперировавший Юлию Кубареву, дал показания в суде

Руководство «Экомедсервиса» не признает свою вину в гибели гродненки после пластической операции

Отец гродненки, погибшей после ринопластики: «Названы не все виновные в смерти нашей дочери»

Смерть гродненки после ринопластики: следствие назвало причину и обвиняемых в гибели пациентки