Возвращение в детство

Ностальгия по Гродно у Богдановича осталась на всю жизньВ Гродно прошло раннее детство мастера белорусского слова Максима Богдановича. Это были 1892–1896 годы.

«Гродно гораздо меньше Минска. Евреи преобладают. Половина города довольно чистая, половина грязная. Улицы узки и кривы. Расположен на высоком месте. Есть много домов красивых, но много и маленьких. Богатые магазины вперемежку с бедными. Скверики маленькие, сад городской  меньше минского. Есть публичная библиотека. Близко Друзгеники». Такими были первые впечатления о старинном городе, которыми Адам Богданович в письме поделился со своей женой Марией. Вскоре к отцу семейства присоединилась и сама Мария Афанасьевна с сыновьями – двухлетним Вадимом и семимесячным Максимом. В Гродно семья переехала из Минска. Тут Адама Егоровича ожидало новое место работы – Гродненское отделение Крестьянского банка, куда он был назначен помощником бухгалтера.
В городе над Неманом Богдановичи провели более четырех лет. За этот период они сменили несколько частных квартир. Первую – она находилась недалеко от железной дороги в доме Марушевских – глава семьи арендовал к приезду жены и детей. Из его письма от 2 июля 1892 года: «Милая, дорогая Марилька. Представь мою радость, что я нашел очень подходящую для нас квартирку: 2 довольно большие комнаты, просторная кухня передняя, чердак и сарай для дров за 104 рубля в год». Затем Богдановичи перебрались в дом Агульника по улице Садовой. Адам Егорович описывал квартиру так: «4 комнаты, кухня, большая, чем наша прежняя,  погреб, кладовая, сарай, чердак и кусочек сада, за 140 руб.». По имеющимся сведениям, непродолжительное время семья жила на Полевой (теперешней улице Карбышева).
Гродненский период оказался, пожалуй, самым счастливым и безмятежным для Богдановичей. Это были годы неистощимой энергии, интересных знакомств. Родителей Максима, прогрессивно мыслящих людей с педагогическим образованием (отец – выпускник Несвижской педагогической семинарии, мать училась в Санкт-Петербургской учительской школе), город впечатлил в первую очередь бурной общественной и культурной жизнью. Они подхватили и приняли ее – посещали спектакли, концерты, литературные вечера, занимались писательской деятельностью.
В Гродно было издано несколько работ Адама Егоровича, среди которых очерки «Про панщину», «Пережитки древнего миросозерцания у белорусов», а его статьи по педагогике, этнографии и на другую тематику не раз печатались в газете «Гродненские губернские ведомости». В этой же газете Мария Афанасьевна дебютировала как прозаик: опубликовали ее рассказ «Накануне рождества».
Помимо службы в банке, Адам Егорович был избран членом правления публичной библиотеки, являлся представителем общества драматических писателей и оперных композиторов. У Богдановичей часто собирались передовые умы города: ученый-педагог Орловский, доктор медицины Семакин, сотрудник контрольной палаты Волков, врач Петрозаводского полка Глинский, редактор Давидович… Некоторое время совсем близко от них, на той же Садовой улице проживала выдающаяся писательница Элиза Ожешко. И хотя о ее знакомстве с Богдановичами нигде не упоминается документально, я рискну предположить, что «ясновельможную пани» они могли знать не понаслышке.
К воспитанию родители подходили творчески. Мария Афанасьевна научила любить музыку. В ее исполнении малыши слушали сочинения Глинки, Даргомыжского, Мусоргского, Гречанинова… Ее излюбленные произведения («Элегия» Массне, полонез Огиньского «Прощание с родиной», хор девушек из «Аскольдовой могилы» Верстовского, романс на слова Лермонтова «Я один выхожу на дорогу») стали любимыми и для Максима. Многое при создании стихов он почерпнул из музыки своего детства.
Отец, занятой человек, всегда старался провести с детьми час-другой: «Свободное время я отдавал детям, чтобы облегчить бремя матери, у которой через два года после Максима появился новый ребенок, сын Лева. Я часто брал их на прогулку и в поле, и в лес, и на Неман. Кроме меня, мать никому детей не доверяла, а дома при них находилась безотлучно. Она была неистощима в изобретении всяких игр и забав. Возвращаясь со службы, я уже слышал на дворе, в саду или в комнате веселый детский смех, возню, беготню. Особенно смешлив с быстрыми переходами к плачу был Максим. Вскоре плаксивость прошла, а смешливость оставалась вплоть до юности».
 Скоротечная чахотка рано оборвала жизнь Марии. После похорон жены Адам Егорович увез детей в Нижний Новгород, куда был переведен по службе. В Гродно они больше не вернулись…
Максим Богданович, не единожды отзывался о принеманских местах своего детства с теплом и привязанностью. Ему, страннику, долго жившему на чужбине, недаром где-то вдали «маячыцца весачка, Неман і агні партавыя Лібавы» («Эміграцкая песня»). Среди памятников Гродно сохранился уникальный дом – это музей Максима Богдановича на одноименной улице (бывшей Садовой).

P.S. Автор благодарит за помощь в подготовке статьи коллегу – директора Гродненского музея М. Богдановича Елену Гайко.