На этот раз мы побывали в деревне Усенники возле Сопоцкина. Здесь живёт Иван Сасимович, деревенский староста, заслуженный колхозник СССР и самый пожилой мужчина «вёски». Как поднимал бычков на ферме, разнимал деревенские драки, получил «жигули» вне очереди и ездил в Литву за продуктами, крепко стоящий на ногах в свои восемьдесят восемь дед Ян рассказал «Вечернему Гродно».
«Вечерний Гродно» выписывают и читают не только в Гродно. Наши читатели живут в разных деревнях Гродненского района: Осташе, Радзивилках, Луковице, Лосеве, Гумнище, Кадыше, Пролейках, Белых Болотах, Горячках и многих других.
Мы благодарны вам за то, что вы остаётесь с нами долгие годы. В свою очередь мы выезжаем из города и едем к вам в гости, чтобы рассказать о простых людях.
Наши герои — не испорченные популярностью и вниманием, прожившие достойную жизнь. Может быть, на страницах вы узнаете ваших односельчан, соседей или знакомых. Судьба простого человека, за плечами которого семь или восемь десятков лет, достойна, чтобы о ней узнали тысячи.
Старожил рассказывает, что первые жители этих земель держали много гусей, поэтому деревню назвали Гусенники. Но со временем буква «г» исчезла, а в белорусском переводе появилась «в»: Усенники — Вусенiкi.
Ян Сасимович всю жизнь прожил в Усенниках. Его дед служил у пана в Радзивилках, потом поехал на заработки в Америку, несколько лет трудился в шахтах, чтобы вернуться на родину и купить землю.
Так, в середине 30-х годов прошлого века у Сасимовичей было десять гектаров земли, лес и луга. Они держали «гаспадарку». У кого земли не было, работали на пана.
— Когда установилась советская власть, землю забрали, а в 1951 году нас записали в колхоз. Вместо десяти гектаров дали сорок соток. Нужно было отделяться от родителей — давали тридцать соток на семью. Землю раздавали всем, но многие не знали, что с ней делать, потому что работали у пана. Навозом не удобряли, не умели выращивать овощи, — рассказывает Ян Сасимович. — Было много налогов, сдавали зерно и мясо. Едешь домой, а во дворе стоит комиссия и требует: «Давай хлеб!» Объясняешь, что зерно ещё сырое, нужно просушить, но те и слушать не хотят. Зерно принимали в Келбасках на берегу Немана. На выгрузке работали пленные немцы. Сдаёшь сырое зерно, его не сушат, оно гниёт, плесневеет. Что делать? Они его в Неман высыпали!
В советские времена Сопоцкин имел статус райцентра. Здесь был крахмальный завод, райпо, суд, прокуратура, пекарня и даже «напиточная». После армии Ян работал на крахмальном заводе, потом пошёл в колхоз. Земли простирались до Немана. У соседей в Осташе появилась ферма, Иван стал скотником и проработал там до пенсии. Содержали на откорм бычков, приходилось принимать молодняк и загружать в машины шестисоткилограммовых животных, кормить их, чистить ферму.
— Получал двести рублей, это были хорошие деньги. Один раз за год работы дали прицеп зерна. Мы его хранили на чердаке. Отец шутил, что полоток обвалится, — вспоминает Иван Брониславович и приносит грамоты и удостоверения.
Он становился победителем соцсоревнований, ему присвоили звания ударника соцтруда, мастера животноводства и заслуженного колхозника.
Интересно, что заслуженные колхозники в советское время имели семь льгот: увеличение пенсии до 150 рублей, бесплатные турпоездки, лечение в санатории, электроснабжение, обработку участка, обеспечение кормами и автомобильные услуги.
— Однажды на практику нам прислали студентов. Посадили одного выписывать акты на приём животных от населения. Например, «бычок чёрный» или «тёлочка красная пятнистая». А он сел, глянул на быка и написал в акте «Он». Говорю ему, ты ещё напиши, что это мужик, — смеётся Иван.
В молодости Иван мечтал купить машину, но нужно было ждать своей очереди. Однажды колхозника пригласили на собрание, потому что ферма давала высокий привес. Заместитель начальника Гродненского областного производственного управления сельского хозяйства, а позже председатель райисполкома Антонина Белякова пообещала сельчанину машину вне очереди и слово своё сдержала. Так Иван Сасимович купил «жигули». Изъездил всю Литву, катался туда за продуктами.
— Алитус, Вейсеяй, Друскининкай… У нас свинина с салом стоила три рубля, а там чистая без сала — два рубля, — вспоминает Иван. — Когда дочь выходила замуж, возили из Литвы ящиками «Старый дуб».
Даже сейчас пенсионер иногда садится за руль, чтобы съездить в магазин в Сопоцкин.
Трудно представить, но скотник с фермы был местным депутатом и почти всю жизнь являлся старостой деревни. Это была выборная должность: сельчане собирались и решали, кто будет представлять их интересы, следить за порядком в деревне.
— Одна жена привела любовника, его застал муж и схватил нож. Позвали меня, чтобы я успокоил мужа без милиции. Пришёл, схватил за руку и забрал нож. Милицию не вызывали, иначе поехал бы в тюрьму. После этого случая в семье стало тихо, — рассказывает Иван Сасимович.
Будучи депутатом, решал разные вопросы — от плохих дорог в деревнях до личных просьб сельчан.
Во дворе пенсионера стоит несколько десятков ульев. Пчеловодством начинал заниматься дед Ивана сто лет назад. Несколько поколений продолжают семейную традицию.
— Сейчас мне трудно держать пчёл, осталось пару семей. Городские работать на земле не хотят. Да и в деревне нет коров, луга заросли травой. Всё запущено, никому ничего не нужно, — вздыхает дед.
Когда-то магазины работали в соседних Радзивилках и Осташе. Ныне они закрыты, в Усенники приезжает автолавка, часто не по расписанию. Сасимович живёт в дальнем углу и не видит, стоит ли машина на перекрёстке.
— Может приехать, когда темнеет. Сядзi чакай, як сабака каля буды, — разводит руками. — Покупай что осталось. Бывает, уже хлеба нет, молока… И цены намного дороже.
Несколько раз в неделю к Ивану Брониславовичу приходит соцработник. Иногда покупает продукты.
— У неё нелёгкая работа. Мы все разбросаны по разным деревням, и это к каждому зайди, — говорит дедушка.
Он раньше ходил в костёл, но теперь из-за пандемии сидит дома. На вопрос, пойдёт ли на референдум, грустно показывает рукой в сторону кладбища:
— Я уже старый, мне скоро референдум будет в тихом обществе!
Но в день выборов ему пообещали принести ящик для голосования домой.