Тереза Иосифовна подходит к проходной за высокой стеной Бригитского монастыря словно спешит на праздник. Когда-то эта обочина была усажена кустами сирени и жасмина.
— Это же детство моё! — восклицает она с волнением. И мы вместе с ней возвращаемся в первые годы её жизни, когда девочка росла в стенах лямуса.
«Наши окна выходили на сад монастыря»
Семья Терезы Белоусовой в начале 50-х годов жила рядом с бригитским монастырём. На месте их дома сейчас развязка перед автовокзалом.
— Наши окна выходили на сад монастыря. Буквально в нескольких метрах — лямус. Моё детство прошло в этом дворике, — вспоминает Тереза Иосифовна.
Родители, Иосиф и Анна, часто оставляли маленькую Терезу и её брата Яна под присмотром католических монахинь, когда уходили на работу. Отец бесплатно помогал в монастыре по хозяйству, заботился о деревянном здании, в котором тогда жили сёстры.
— По вечерам он выстругивал длинные деревянные гвозди, ведь лямус построен без единого металлического гвоздя. Заменял какие-то детали, если что-то прогнивало. Лобзиком вместе с дядей Стефаном вырезал детали балкона. У «таты», — Тереза Иосифовна периодически использует польские слова (на этом языке говорили монахини), — был специальный рецепт раствора для пропитки дерева, чтобы его не разрушала вода. Он смешивал керосин с маслом. Мама угощала сестёр милосердия тем, что у нас было: овощами, зеленью, свежениной.
Росли яблони, белые лилии и подснежники
Через проходную мы попадаем во внутренний дворик монастыря. Навстречу нам выбегает дружелюбная «разноцветная» собака с вислоухими ушами. Раньше место охраняли несколько четвероногих сторожей. Было много кошек, с которыми любили играть дети. Многое осталось таким же. Почти вся территория сегодня — это большой яблоневый сад.
— Выращивали два сорта: антоновку и белый налив («паперувку»). Антоновку очень любили и ксендзы, и монахини. Она долго хранилась. Яблони до сих пор плодоносят. На каждой я бы написала «памятник природы», — смеётся собеседница. — Здесь, в саду, стояли скамеечки. Вот они: на этой я сфотографирована в детстве.
Сейчас скамейки прячутся в траве за грудой стройматериалов. Дедушка Терезы Белоусовой посадил во дворе сосны, ели, липы. К слову, её бабушка Мария была травницей, и поэтому предпочтение отдавали «лечебным» деревьям и растениям. Могучие деревья растут до сих пор. По саду расходились дорожки, цветов не было, росла только высокая трава.
К лямусу ведёт асфальтированная дорога, тогда она была засыпана щебёнкой. Раньше на территории было только одно подсобное помещение, где хранились мётлы, вёдра. Уже потом, в 70-е годы, построили подсобные помещения для областной больницы, а позже и психдиспансера.
— В палисаднике всегда было много цветов. — Тереза Иосифовна показывает, где находились клумбы. — Больше всего было белых лилий — цветов Божьей Матери. Сажали георгины, флоксы и невысокие парковые розы, которые никогда не вымерзали. Из леса выкапывали подснежники и добавляли на клумбы. Лесные цветки появлялись первыми.
«Монахиня брала за руку и вела по коридорам»
Раньше этот деревянный дом никто не называл лямусом. Говорили: «Пойдём к монахиням». Их было семь, все польки.
— Они были красиво одеты. В чёрном, но с белыми воротничками, белыми фартучками. Больше всего я любила Викторию, она была такая красивая, добрая. Она оставалась тут до последнего, когда в 1953 году закрыли монастырь, а все остальные сёстры уехали. Мне тогда было 6 лет, — уточняет Тереза Иосифовна.
Вход был со стороны улицы Карла Маркса. Небольшие деревянные светло-коричневые двери сейчас закрыты на замок. Чтобы попасть в лямус, нужно было пройти по коридору больницы. Второй вход находился со стороны Молодёжной улицы. Перед входом в лямус висел звоночек. Монахини с балкона замечали, кто пришёл в гости.
— Придёшь — они через балкончик посмотрят, кто. Всегда встречали, это была культура. У дверей лежал коврик. Мы должны были вытереть ноги, перекреститься и помолиться перед входом. Монахиня брала меня за руку и проводила по коридорам. Там я чувствовала себя, как будто это совершенно другой мир, — вспоминает Тереза Иосифовна.
На каждой двери висел крестик. На тумбочках стояли лампадки, керосиновые лампы, подсвечники. Была тумбочка с молитвенниками, медальонами, маленькими иконами. Интерьер украшали вышитые занавески, скатерти, половики ручной работы, вытинанки из бумаги и льна.
— Ничего лишнего, — подчёркивает рассказчица. — Никогда не было что-то свалено. У них всегда было помечено, где что стояло. Икон было много, в старинных деревянных рамах, ничем не обработанных, даже с сучками. Помню много малиновых пеларгоний.
Можно было ходить только по второму этажу, на первом жили католические сёстры. Маленькая Тереза брала салфетки и вытирала пыль с икон, «приходила к Иисусу, ножки ему целовала».
— А на балкончике мы всегда с монашками разговаривали, песни пели, молились. На каждое время года — свои молитвы. Весь балкон был уставлен пеларгониями розового и яблоневого цвета. Хорошо помню белую эфиопскую каллу — тоже цветок Божьей Матери. Они нас всегда угощали, у них была удивительно вкусная еда. Очень хорошо относились к бедным, нищим, помогали им.
Гродненка рада, что дом из её детства начали восстанавливать. Она мечтает, чтобы на табличке перед лямусом написали имена всех, кто участвовал в сохранении этого уникального строения, в том числе и её отца.
У Терезы Иосифовны сохранились столетние молитвенники, крестики, религиозные журналы из лямуса, которые она хочет передать в музей епархии.