Гродненский историк и археолог Игорь Трусов рассказал, зачем и как сохранять старые здания, можно ли вернуть дух утраченной застройке и чего не хватает в Гродно для восстановления истории.
Гродненский историк и археолог Игорь Трусов рассказал, зачем и как сохранять старые здания, можно ли вернуть дух утраченной застройке и чего не хватает в Гродно для восстановления истории.
Реставрация в жизни Игоря Трусова началась 30 лет назад, в 1987 году, с раскопок на территории музея атеизма и истории религии. Он сам предложил свою кандидатуру на место историка в только что созданной реставрационно-проектной организации. Теперь эта структура в Гродно не существует, как, впрочем, и какая-то другая, подобная ей.
Совершенно ли наше законодательство об охране наследия?
— Совершенного нет нигде. Мне нравится польское законодательство 1989–1998 годов. В воеводстве надзор за исполнением законодательства историко-культурного наследия исполнял консерватор, который подчинялся Варшаве, оттуда получал зарплату и решал все вопросы, связанные с охраной историко-культурной собственности.
В новом Кодексе о культуре в сфере охраны культурного наследия Беларуси, Минкульт и Национальная академия наук перетянули на себя огромную часть администрирования и финансов (следовательно, и для своих учреждений). Есть и ещё более важная проблема — законы проводят в жизнь специалисты. Охрана культурного наследия — это очень специфическая работа, в наших вузах нет такой специальности (в Польше есть, при Торуньском университете). Очень грустно, но в деле реставрации мы не только не готовим кадры, но утратили или почти утратили преемственность. По крайней мере в Гродно. Самые опытные архитекторы, после того как закрылись реставрационные мастерские в 1994 году, разбрелись. Слава Шейко создал частную фирму и долгое время успешно работал. Володя Барсуков — последний мой директор — уехал в США. Юра Мацко стал кузнецом. Остальные перестали заниматься реставрацией. Решили совместить огромный институт «Гродногражданпроект» и специализированную мастерскую по реставрации. Но этот опыт, по моему мнению, не удался категорически.
В Бресте и Витебске удалось сохранить государственные реставрационно-проектные организации. Живут нелегко, но у них уже есть «молодые зубры». А ведь в Бресте исторической застройки в разы меньше, чем в Гродно.
В Гродно старые здания изменяют до неузнаваемости, сносят под ноль, отстраивают из «пеноблоков», но не исключают из Списка культурного наследия. Дом новый, а табличка — будто старый. Это нормально?
— Даже документы ЮНЕСКО в качестве исключения допускают «муляжи» с охранной табличкой. Например, Старый город в Варшаве.
Перефразирую Наполеона: для реставрации нужны три вещи — деньги, деньги и ещё раз деньги. Если говорить о том, что здание отстраивают из «пеноблоков» вместо оригинального кирпича и вешают табличку «архитектурное наследие»… Речь идёт, вероятно, о доме № 22 на Карла Маркса. Не скрою, что к его сносу до основания лично приложил руку. Причём очень старался, и это мне стоило кучу нервов. Есть ситуации, когда восстановление рядового дома XIX века по реставрационной методике обойдётся дороже, чем, например, реставрация «кривой официны» или дворца в Станиславово. В этом конкретном случае техническое состояние здание было таким, что даже попытка проведения каких-либо первоначальных реставрационных работ на уровне двух «родных» этажей грозила обрушением на проезжую часть. О том, что фасады при реконструкции в нашем городе иногда падают, всем известно. Но дом восстановлен по обмерным чертежам и исторической иконографии. Убран третий этаж, построенный для общежития после войны.
Кстати, на доме на Социалистической улице, в котором находится ваша редакция, есть табличка? (Есть. — Прим. авт.). А то это здание уж очень сильно изменено по сравнению с оригиналом.
И всё же, если новодел появляется без веских причин, будет ли отвечать владелец?
— На моей памяти за последние тридцать лет штраф за некачественную реконструкцию заплатили несколько раз. Про уголовную ответственность и речи не идёт. Мне уже даже не смешно, плакать хочется. Когда-то завели уголовное дело о разграблении интерьеров дома Муравьёвых. Ходил я в прокуратуру. Свидетельские показания давал. В итоге даже штрафа не было, дело закрыли, виноватых не искали или не нашли.
У нас ценное здание могут не включить в Список наследия, потому что оно слишком ветхое. Какими должны быть критерии?
— Критерии нормальные, списаны с международных. Заявку в раду (совет) при Минкультуры может внести физическое лицо. Мне как-то пришлось это сделать самому по дому на Медовой улице. Другое дело — исполнение законодательства. Рада в Минске собирается примерно раз в месяц. Если будет много заявок, совет их просто не переварит. В принципе гродненские историки и краеведы уже имеют необходимый материал для включения большинства домов в центре в список. Я имею в виду книгу «Біяграфія гарадзенскіх вуліц». Достаточно списать текст по каждому объекту, добавить немного графики, чего-то ещё (сейчас уже не помню) — и готова заявка. Самое главное — заявку оформить и отправить. И Минкультуры обязано будет отвечать. А вместо этого в интернете идут споры, что и как делать.
Что в Гродно из утраченного ещё можно обозначить? Например, гродненский деревянный водопровод 16 века?..
— Некоторые объекты уже обозначены. Во дворе женского монастыря можно увидеть абрис Пречистенской церкви XII века, выложенный плиткой. Один из самых сильных архитекторов в Гродно Владимир Лытов при благоустройстве сквера на Советской улице перед кинотеатром «Красная звезда» на глухом фасаде этого здания «нарисовал» со старой фотографии снесённое здание XIX века, которое было перед ним на углу с Ожешко. Для моего поколения это был магазин «Табак». Смета минимальная, а результат налицо. Правда, мало экскурсоводов этот факт использует. Затем он попросил меня достать план снесённого в XIX веке доминиканского костёла на Советской улице. Там тоже было благоустройство сквера. Не выходя из сметы, он брекчией «нарисовал» абрис этого храма. Можно заметить, если под ноги смотреть. С водопроводом сложнее. Были найдены только его фрагменты, небольшие отрезки. Чтобы знать, где он хотя бы приблизительно проходил, историкам от реставрации нужно поработать с рельефом планов Гродно до постройки железной дороги, с архивными документами, выяснить место или места родников. Я пробовал — не получается. Видимо, надо в Москву ехать, в военно-исторический архив, и работать с оригиналами планов. Применить георадар, наконец.
С обозначением утраченных зданий на Советской площади мы опоздали. В проекте это не было предусмотрено, а сейчас портить дорогие материалы никто не даст. Можно обозначить во время ремонта дорожного покрытия абрис снесённой Александро-Невской церкви на площади Тызенгауза, но это должны решать власти. Возможно, что проектировщиков реконструкции здания на Калючинской (рядом с домом Муравьёвых) что-то такое заставят сделать в рамках благоустройства, так как восстановить снесённое после войны историческое здание, примыкавшее со стороны дома Муравьёвых, даже в виде «муляжа» невозможно — около трети его «сидит» под асфальтом проезжей части почти до костёла.
Что хранит культурный слой в руслах гродненских речек и ручьёв и что можно исследовать?
— Культурного слоя в руслах речек и ручьёв нет. Там только вымытые половодьем и ливнями с берегов артефакты. На берегах культурный слой есть. Один мой знакомый, отличный историк, занимался такими исследованиями на ручье Юриздика и Городничанке. До введения кодекса он ничем не рисковал. Сейчас вроде как нарушитель закона.
Какие типичные артефакты находят в Гродно «чёрные копатели», что ищут?
— К чёрным копателям, которые занимаются добычей оружия и военных артефактов, я отношусь как законопослушный гражданин: если узнаю, обязательно скажу. К так называемым «копарям», которые бродят по распаханным полям вокруг города, отношусь индифферентно — просто своеобразное хобби, сейчас, правда, в связи с Кодексом о культуре опять же незаконное.
Вот только к ним рано или поздно придётся обратиться, если они, конечно, захотят помочь. Дело в том, что вокруг Гродно вырос «большой Гродно»: микрорайоны в Зарице, Барановичах, Ольшанке, Заболоти. Перед застройкой этой территории по прежнему закону должна была быть проведена археологическая разведка. Но не была проведена. И только гродненские чёрные копатели имеют информацию и привязку к местности. Мне, например, «из оперативных источников» точно известно, что в Зарице при подготовке к строительству были срыты два захоронения XII века. Копари подобрали очень интересные артефакты.
Вы в 1994-м неожиданно занялись рыбоохраной, а как же ваш исторический профиль?
— Как раз для этого и занялся. Зарплата была мизерная, зато ненормированный рабочий день. Работал со всеми проектными организациями по договорам. Сотрудничал с департаментом охраны культурного наследия заграницей польского министерства культуры. Не вылезал из наших и «не наших» архивов. Делал переводы для следствия и судов. Повышал квалификацию на научных конференциях. А на работе очень многое дали поездки в рейды. На периферии увидел и зафиксировал много относящегося к категории историко-культурных ценностей. Особенно интересными и ценными были разговоры с деревенскими браконьерами-пенсионерами. Мы их, по определению, не штрафовали вообще или наказывали по минимуму. Зато рассказы «про то, что тут было раньше», фиксировал. Например, спиртзавод в деревне Ойцово Берестовицкого района находился в одном из самых красивых, не принятых под охрану поместий XVIII века — настоящая Мурованая Берестовица. Поместье есть на многих фотографиях, сейчас оно полностью разрушено.
Где сейчас архив Гроднореставрации и что из него потеряно?
— Тема знакомая. Обычно мои «доброжелатели» говорят: «А что Трусов? Спёр когда-то архив, этим пользуется, с этого и живёт». Ну да, чего-то взял при ликвидации, признаюсь.
Давайте по порядку. Это не один архив, а несколько. Я работал в проектной организации со своим проектным архивом. При ликвидации часть архива ушла в институт «Гродногражданпроект» вместе с сотрудниками, часть осталась. Гриша Акинчиц — молодец, перетаскал в музей не только археологические отчёты за 1987–1993 годы, но и ящики с коллекциями артефактов. Фотофиксацию балконов и кладбищенских оград. Я забрал свои справки и то, что привёз из Польши.
При ликвидации Государственно-коммерческого управления Гродненского облисполкома большой архив, скорее всего, ушёл в Гродненские реставрационные мастерские, что-то могло попасть в институт «Гродногражданпроект».
Жалкие остатки этого архива мы попытались спасти в последней государственной реставрационной фирме — Дирекции по реставрации. В эту умирающую госконтору я пришёл вслед за Гришей Акинчицем только из-за того, что она была назначена головным заказчиком по проекту укрепления коложского берега. Правда, ещё удалось реконструировать аварийный мост между замками. При оказии познакомиться и подружиться с минскими георадарщиками. Они потом пригодились на Коложе. Архив был упорядочен. Только вот во время борьбы за власть между кандидатами на должность директора реставрации архив из нашего кабинета выбросили зимой в сугроб. Документы валялись прямо на улице. Я написал докладную Игорю Чернявскому в Минкульт, но бумаги всё равно пропали.
Зачем вообще восстанавливать старину?
— Любые архитектурные объекты воздействуют на психику. Как на сознание, так и на подсознание. И даже если житель населённого пункта не интересуется его историей, не читает краеведческую литературу, архитектурные ансамбли формируют, на уровне подсознания, местный патриотизм: «Я сопоцкинский, я новогрудский, я гродненский», позволяют сохранять ментальную связь с предками. Представьте, если бы сейчас снести всю историческую застройку Гродно и построить на этом месте современные здания, наши правнуки станут не лучше, не хуже, но уже другими.