Сны — ночные видения, или Язык символов

Есть люди, которые совсем не видят сны. И живут. Моя мама, например, лишена такой способности — и не потому, что она уже человек преклонных годов. В свои молодые годы спала крепко и без всяких снов.

Сама я отношусь к другой категории людей — сны для меня тема творческая. С детства мне снятся сны. Два из них, самые ранние, особенно яркие и странные, помню до сих пор. У одного сна картинка застывшая, похожа на японскую акварель. Комната напоминает лакированную шкатулку, стены обшиты розовыми шелковыми обоями, на них нанесен черно-золотой краской рисунок, знаки-иероглифы, как мелкие птичьи следы на песке. Большое окно распахнуто, от прохладного ветерка колышется бирюзовая тонкая занавесь…

Мои сны разные — с детальными подробностями и краткие, как взмах ресниц, со своим сюжетом и динамикой, в них присутствует шум, музыка, запахи, они осязаемы и узнаваемы.

Давно-давно, лет двадцать назад начала записывать сновидения, вести дневники. Нескучное занятие вошло в привычку. Со временем даже стала подумывать, а не издать ли мои записи.

Недавно прочитала, что российский писатель Денис Драгунский, тот самый мальчик Дениска из детской книги В. Драгунского «Денискины рассказы», который давно вырос, написал по заказу издательства книгу «Ночник». Целый год он спал с блокнотом под подушкой и записывал свои сны. Такой у него получился дневник снов — «Ночник».

Нет, мои сновидения совсем не похожи на универсальные привычные сонники. Там как раз толкуется все просто и предсказуемо. Если видишь сырое мясо, значит, к болезни, ковер — ждет тебя дорога, ребенок — хлопоты, и так далее.

Когда стала систематизировать свои ночные сновидения, читать их на бумаге, они трансформировались в любопытные истории. Сны у меня часто повторяются — это связано с далеким прошлым, настолько далеким, что могу оказаться в детстве, например, в старом доме или старом дворе среди своих детских подружек.

Сны бывают чрезмерно явные, живые, цветные. Иногда пересказываю близкой подруге, она удивляется, как мне удается запомнить все детали. Наверное, у меня хорошая память.

 Иногда во сне во время каких-то опасных и страшных событий понимаю, что со мной ничего не произойдет. Сама себе подсказываю: все будет в порядке, это всего лишь сон, он пройдет.

Очень редко, но случаются сны, когда нахожусь в очень опасной, почти смертельной ситуации, понимаю, что сон, но не могу управлять событиями, даже проснуться не могу, вот сейчас меня догонят страшные люди, замучают, убьют. Все, конец. Обычно ужасы во сне происходят глубокой ночью, когда стоит зима, за окном спит город, никаких звуков, безмолвие, полнолуние, глухая ночь. Просыпаюсь от ужаса, ночного кошмара, сердце колотится, первые признаки тахикардии. Где я, неужели жива?

Сюжетов у снов оказывается не так уж много, по крайней мере, у меня. Условно их можно разделить на несколько групп: детство, старые дома, реальные люди, знакомые, вокзалы, новорожденные дети, украшения, погони, застолья, кошки, разные звери, мосты, поезда, покойники.

К сожалению, в нашей жизни присутствует всё, и смерть тоже. Уходят родные, близкие люди, коллеги по работе, соседи, друзья, утрата многих невосполнима, их уже никто никогда не сможет заменить. Кто-то долго болеет, другие покидают наш мир нелепо, дико, с чем никак не можешь смириться.

Люди уходят из жизни, а оказывается, что они не только физически умирают, но и забирают часть твоей души. Да, остаются воспоминания, фотографии, их дети, внуки, какие-то давно дареные вещи, многое забывается. А потом вдруг они начинают тревожить, приходят во сне. Хорошо это или плохо? Как относиться к таким явлениям? Бояться, оставаться спокойным, ходить в церковь, советоваться со священником или заглядывать в сонники? Вопрос неоднозначный, но о нем можно поговорить.

Мой отец умер девять лет назад, при жизни он был мудрым человеком, в нем сочеталась книжная начитанность и знание многих сторон жизни. Он хорошо разбирался в людях, умел, как говорится, смотреть в корень, отделяя наносное, случайное от сути. У меня так не получалось, в юности мешала природная доверчивость. Папа из-за этого часто сердился на меня, на маму, говорил, что простота хуже воровства.

С годами приходил опыт, но все равно я так и не научилась сходу, как умел мой отец, распознать в чужом человеке главные его отрицательные черты — подлость, двуличие, обманчивость, трусливость и прочую низость. На это у него был особый глаз, какое-то врожденное чутье — может, оттого, что рано потерял своего отца, в войну бедствовал, голодал, жизнь приучила к осторожности и закрытости.

Каждый раз, когда я с ним советовалась, по любому поводу — от выбора будущей профессии, книги вплоть до характеристики своих ухажеров, — отец всегда попадал точно, а я оказывалась у разбитого корыта.

Так вот, когда отец тяжело болел — он был сердечником, — то мечтал умереть во сне, но потом мне с горечью признавался — видать, я большой грешник, если так мучаюсь, не судьба.

С его уходом я страшно растерялась, ощутила свое позднее сиротство, мучилась, что не успела приехать, попрощаться с ним живым. В тот мартовский вечер последний раз говорила с ним по телефону, успокаивала его, приободряла, обещала приехать завтра. Даже самой как-то стало легче.

В ту ночь мне приснился слишком «настоящий» сон. У моего изголовья стоит маленький будильник, он с подсветкой, очень удобно ночью включить и посмотреть, а который час. В коротком сне вижу будильник, но он без циферблата. Пустой, без нарисованных цифр, стрелок. Пытаюсь нажать кнопку, включить подсветку, но света тоже нет. Так не бывает, пустые часы, только белый круг, как слепой человек… Жизнь остановилась. Человек умер.

Среди ночи проснулась: не пойму — сон ли, явь. Будильник на месте, лампочка слабо подсвечивает, на циферблате четыре тридцать утра. Подумалось о плохом. Ждала до утра, собралась с силами, звоню маме и сквозь плач спрашиваю:

— Мама, папа умер?

На том конце провода тяжелое молчание, потом:

— Как ты узнала?.. В половине пятого…

— Сон видела… и проснулась… ровно в четыре тридцать.

Раньше боялась, когда во сне приходили покойники, но видения были слабыми, размытыми, какие-то неясные тени, намеки, ничего конкретного. Но с уходом отца во мне что-то изменилось: я стала ждать, перед сном обязательно загадывала, просила, чтобы приснился отец. Особенно хотелось с ним посоветоваться, когда мне трудно, — думала, он, как всегда, поможет мне справиться.

Наконец в мае того года он мне приснился. Квартира мамы, глубокая ночь, все в доме спят, но я одна слышу тихий-тихий звонок в дверь, странный звонок, почти беззвучный. Встаю, на мне ночная рубашка, подхожу к входной двери, вижу, что в дверь вставлен новенький замок. Понимаю, что звонит отец, у него нет ключа, он не может войти в дом. Тихо хожу по квартире, боюсь разбудить сына, маму. Стою перед закрытой дверью и не могу ее открыть. У меня тоже нет ключа от квартиры, хотя замок обыкновенный, он захлопывается, но я не открываю. Знаю, дверь открывать нельзя, изо всех сил прислушиваюсь к звукам за дверью, там — тихо, все в доме спят. Отца во сне не видела, только думала о нем. Догадалась, что это именно он звонит в домофон, но никто не слышит его звонка, только я одна.

Звонок во сне прозвучал на каком-то ином, не земном уровне. Услышала звук в каком-то подсознании. Только для меня одной звучал этот звук, только я одна могла его услышать, мне одной посылал его мой бедный отец. Это его измученная душа просилась домой, но я понимала, что ему к нам нельзя. Есть такое внутреннее зрение, особенное внутривидение. Так вот, я во сне видела отца своим внутренним зрением: он стоял на крыльце подъезда, с закрытыми глазами, очень спокойный и тихий. И это было наше общение. Через двери, коридор, этажи мы видели друг друга. И прощались. Прости меня, папа, прости. И слова мои, наверно, не совсем мои. Это какой-то особый транс, странное состояние души, когда можно проникнуть в тайны слова или тайного сообщения…

В моих снах отец приходит очень редко, может быть, раз в году, но для меня это особый знак, целое событие: долго думаю, что он хотел мне сказать, о чем предупредить.

Есть вещие сны, у меня их было всего несколько, и все они связаны с моей покойной свекровью. В жизни наши близкие были с нами добры, желали нам только хорошего, разве могут эти отношения измениться? Эти сны очень ясные, прозрачные до мелочей.

Первый раз она предупредила меня об опасности с младшим сыном. В ночь на 5 июля 1989 года.

Все происходит настолько реально, как в жизни. Война. Мы со свекровью ищем укрытие, со мной мои дети, мы идем лесом, спасаемся, прячемся, пригибаемся к земле, бежим от немцев. Облава, слышны короткие пулеметные очереди, автоматчики совсем близко, впереди видна деревня. Мы притаились у крайнего дома, недавно он горел, крыши нет, черные обугленные стены. Свекровь мне приказывает рвать цветы и плести венок, она торопит меня, во сне пальцы, как всегда, непослушны, движения замедлены.

— Бросай венок на дорогу, на перекресток, быстро, — шепчет мне свекровь, — они уйдут в другую сторону, куда бросишь.

Мое сердце тарахтит, готово выскочить из груди, мне страшно, впереди вижу фигуры немцев, у них запыленные, серые мундиры, сапоги, в руках автоматы, слышна их грубая, лающая речь. Из последних сил бросаю венок на перекресток, вижу, как они медленно разворачиваются и уходят от чужого спаленного дома…

Мой семилетний сын в это время был у моей мамы, в другом городе. Я забеспокоилась, рассказала сон мужу, он собирался как раз в командировку, сказал, что привезет Сережу домой. 7 июля вечером телефонный звонок, муж пытается со мной разговаривать спокойным голосом.

— Ты приезжай. Нет, все в порядке… Сережа в больнице.

В тот день мой слишком любопытный, склонный к опасным играм и проделкам сын увидел, как на соседней улице шофер сливал в канистру бензин, скорее всего, ворованный. Все это происходило во дворе заброшенного дома, он давно стоял пустым, так как когда-то горел. Старики умерли, дети хотели продать хороший участок с садом. Сын дождался, когда машина уехала, сбегал за коробком спичек — очень ему хотелось посмотреть, как вспыхнет канистра с бензином. Действительно, так вспыхнула, что сам чуть не превратился в факел: у него загорелся на груди свитер, выгорели все волосы, ресницы, брови, он успел прикрыть ладонью рот, слизистые не пострадали, уцелели глаза, только сильно обгорели уши, лицо представляло сплошную корку.

Из окна больницы на меня смотрел ребенок с застывшим лицом-маской, желтым от облепихового масла, и не мог улыбаться.

P. S.

…Территория сна — особая, заповедная область, она сверххрупкая и загадочная. Да, ее изучают специалисты, врачи, ученые, психологи, но всех ответов не может дать никто. В наших сновидениях существует своя реальность, свой мир, часто абсурдный, но в нем прописан свой язык жестов, символов, слов.

Иногда мне кажется, что сны напоминают глубокие колодцы, погружение в которые интересно, как самопознание себя. Это некая дверка, за которой скрыто не только наше прошлое, но и будущее.

Важно научиться прислушиваться к себе и по возможности читать в ночных сновидениях подсказки-послания.

Если читатели найдут тему интересной, можно будет продолжить разговор.