«Надо раскованнее быть»: как Слава стал Свеном и что из этого вышло
Свен никогда не слышал про дожинки и не знает слов белорусского гимна, но может назвать по отчеству президента Беларуси и помнит про колхозы. В 19 лет обычный студент Слава уехал из Гродно в Германию. Спустя 25 лет уже состоятельный бизнесмен Свен Миллер впервые приехал на родину. В интервью «ВГ» он рассказал о европейской толерантности, почему гродненцы не понимают немецких шуток и что должно произойти, чтобы он вернулся обратно.
Свен участвовал в инвестиционном форуме, который проходил в рамках выставки «Еврорегион “Неман” — 2017». За несколько дней он провёл деловые переговоры, отметил день рождения Гродно и даже сходил с друзьями в баню. Он до сих пор прекрасно понимает и говорит по-русски, но просит называть себя в Германии не Вячеслав, а Свен. Говорит, имя «Вячеслав» по-немецки не звучало, многие не могли его выговорить, и ему пришлось его заменить.
О предках и квартире на Поповича
Германия для Свена — историческая родина. Его предки более 200 лет назад уехали из Баварии по приглашению императрицы Екатерины II. Они получили земельный участок в Поволжье. Во время Великой Отечественной войны советские немцы были депортированы в Казахстан или Киргизию. При этом мужчин отправили в лагеря. Дед Свена работал в Сибири на лесозаготовках, где ему вагонеткой отрезало руку.
Родители Свена студентами познакомились в Ленинграде. Мама по распределению должна была ехать в Гродно, работать на обувной фабрике. Пара получила жильё как молодые специалисты. Домом Свена стала квартира на улице Поповича, 9.
— Я мог видеть из своего окна Неман и Пышки, а сейчас обзор заслонён высотками. Это была небольшая квартира, ещё была дача, куда мы ездили копать картошку. Мы жили как все — ни бедно, ни богато. Хотя мои родители и были технической интеллигенцией, — вспоминает Свен.
Школу закончил с серебряной медалью и поступил в ГрГУ на физмат, где проучился два года. В 1993 году семья Миллеров решила переехать в Германию.
О немецком гражданстве и первом впечатлении
Миллеры доказали принадлежность к немецкой нации и автоматически получили гражданство. В Дюссельдорфе отец стал краснодеревщиком, а мать — домохозяйкой.
— Уже там мы бесплатно прошли курсы немецкого языка, а мои 10 классов школы и два года вуза приравнялись к 12 классам немецкой гимназии. Получается, ушёл на понижение, — говорит Свен. — Затем я поступил в Высшую школу экономики в городе Мёнхенгладбахе, что рядом с Голландией. Жил с родителями, на учёбу ездил на общественном транспорте бесплатно как студент. На жизнь нам хватало. Мне платили 450 марок стипендии. Деньги тратил на еду, одежду, поездки по стране, на вещи первой необходимости.
Несмотря на то что семья переехала из социализма в капиталистическую ФРГ, шока у Свена не было. Единственный барьер — языковой: разговорный немецкий хромал.
— Как к нам относились? Я помню смешки в аудиториях в адрес поляков, африканцев, китайцев, если они скажут что-то не то. Но всё было безобидно. Можно было пожаловаться на расизм, и это грозило бы обидчику большими проблемами. Насколько знаю, сегодня такая политика продолжается. Лично я поддерживаю толерантность.
О семейной жизни и работе
В 24 года Свен устроился простым работником в отдел инвестиций в небольшую фирму в Кёльне, после работал в финансовом отделе алюминиевого завода. Сейчас у него своя консалтинговая фирма.
— Оптимизируем бизнес, разбиваем его на модули, каждому модулю подбираем математическую модель и алгоритмы и потом отображаем это в IT-системах отчётности и планирования. Строим хранилища данных на IBM-платформах. Консультируем крупные немецкие концерны с мировым именем. Я заключаю договор с фирмами, а затем подбираю персонал из фрилансеров. Пять человек — проверенный костяк, — признаётся Свен. О своём годовом доходе он говорит коротко — цифра с пятью нулями.
Супруга Свена — тоже потомок поволжских немцев, но только приехала из России. Детям дали немецко-русские имена: Александр и Вероника, им по 10 и 13 лет.
— Офис у меня дома. Обычно по субботам я с сыном еду на футбольный турнир, поддерживаю его, а по воскресеньям вожу дочь на танцы на льду. Вечерами встречаюсь с друзьями. В целом в Дюссельдорфе очень много русскоговорящих. Два месяца в году я отдыхаю, стараюсь совмещать отпуск с каникулами детей.
О статуе Ленина и шутках с гродненцами
— Гродно — очень чистый и красивый город. Особенно в центре. Это достаточно хороший уровень для европейского города. Сквер на Советской стал таким шикарным, всюду магазины и рестораны. Ленин до сих пор стоит на площади. Ну и пусть стоит, это же история, — говорит Свен.
По его словам, гродненцы — очень красивы и естественны, но иногда замкнуты:
— Я заметил, что иногда шуток многие не понимают. Проходил мимо сувенирной лавки и спрашиваю, как идёт бизнес, и улыбнулся. Как я понял, подумали, что я насмехаюсь над ними. На самом деле я улыбнулся, потому что это принято. Потом вернулся и купил ложку, и тогда продавцы повеселели. Надо раскованнее быть. Мешает, наверно, то, что у вас много работают и мало получают.
О возвращении и о том, почему белорусская экономика отстала
— Что должно произойти, чтобы я вернулся? Я, может, и вернусь. Я хочу этого, и детей сюда привезу, чтобы корни не забывали. Нужно только найти, в какой бизнес инвестировать. В Гродно я контрактов пока не заключил. Можно открыть филиал от немецких фирм, есть контакты. Но только не одежду шить или мебель делать. Это взгляд в прошлое. На форуме я познакомился с производством региона. Это всё старые темы. В советское время всё это уже было. Нужно уделять внимание современным приоритетам: химической, биохимической сфере, электронике и IT. А если Беларусь хочет вырваться вперёд и зарабатывать соотносительно с той же Польшей, нужно двигаться в направлении технологий. Не каждый может создать уникальные оптический прибор или механизм, или химическое соединение, которое вылечит от неизлечимой болезни. Вот на это и надо предлагать инвестиции, — уверен Свен.
О разнице между немцами и белорусами
Свен признаётся — привыкал к Германии 15 лет:
— Знание языка не делает тебя немцем, и вообще быть немцем — не значит быть счастливым. Например, рядовой сотрудник не может позволить себе ездить на машине круче босса, иначе шеф подумает что платит слишком много и в следующий раз не повысит зарплату. Плюс он не может позволить себе сделать вид, что не работает на рабочем месте, что здесь широко распространено. Ты должен быть готов к контролю на работе. На дорогах непозволительно лихачество, тебя заснимут на телефон и отправят в полицию. Никаких поползновений влево-вправо. Всё нужно оплачивать вовремя. Я слышу от многих приезжих, что Германия им не нравится.
С другой стороны, немцы очень активны. Ездят по странам, ищут, повышают квалификацию на курсах. Никто не жалеет, что потратил тысячу евро на модный тренинг, но ничего не приобрёл материально. Зато получил знания. Саморазвитие — это очень важно. Белорусы, конечно, иные, считает Свен. В подтверждение своих наблюдений он приводит пример с гродненским таксистом:
— Он закончил аграрный университет. Сказал, что не было работы. Почему? Возьми два гектара, засади овощами. Можно что-то делать — посадить, вырастить и продать. Тебя же научили. Спрашиваю, зачем образование получал? А в ответ: я всё равно ничего не сделаю. Люди должны понять, что никто ничего не принесёт. Ты должен просить, искать, крутиться. Может, это и сложно, но по-другому никак.
Постскриптум. Единственным сувениром, который Свен возьмёт с собой, станет та самая деревянная ложка. Хотел увезти ещё сало, колбасу и гродненский творог со сметаной, но побоялся, что их не пропустят на границе.