«Пять пудов любви» гродненская сцена выдержала

Самое большое наслаждение от «Чайки»  – это Антон Павлович Чехов и прекрасный умный  русский язык, который можно слушать, закрыв глаза, и радоваться тому, что и как говорят.

И то, как всё проговаривалось, без напряжения, свободно, со своим ритмом: ненавязчивым, преимущественно неспешным, когда частили – резало слух. А потом была драма, одна другая, третья… и все герои любили кого-то, и всех их стоило и хотелось пожалеть.
Мы немного потерялись во времени, когда классика белой панамки смешалась с платьем готки, а плавная выразительность опыта – с истерикой юной крови. Потерялись и в выборе главных героев. Все периодически выходили на первый план и почти сразу же отодвигались на фоне следующей истории о безответном чувстве,  желании быть успешным, стремлении поменять себя и свою реальность.  
«Пять пудов любви», – говорил о своей пьесе Чехов, назвав ее комедией. Но в ней как в трагедии – выстрел под занавес. Только эпатажа не случилось, бессмысленная смерть заставила просто сожалеть. Спектакль оставил легкое, прозрачное впечатление с четко продуманной режиссурой (у каждого вздоха строго определенное место) и разными нотами, взятыми в ролях. Актеры играли доверительно, спокойно, студенты – пластично, дергано, но очень искренне. Казалось, Маша умирает в четвертой картине, выкрикивая номера лото, возможно, правда, это издержки премьеры. Чайка… замысел – «символ свободной души, белой черной, крылатой и бескрылой, живой и погибшей. Как и новый символ – обновление театра». Так написано в программке. Однако  Нина Заречная, прекрасная, юная, в этом спектакле отнюдь не погибает, но перерождается… И хорошо еще если в Ирину Николаевну Треплеву. У студенток колледжа искусств Марии Бутримович (Нина Заречная) и Татьяны Бабило (Маша) для дебюта поразительные по сложности роли. И в этом был некоторый момент ожидания скандала на премьере. Молодые актрисы справились, в спектакле, возможно, именно они стали главной приметой наступивших в театре перемен.