Возвращение Дракона

Почему вы отказались от работы в посольстве в Финляндии?

– Я считал для себя большой честью служить дипломатической службе  Советского Союза. Конкуренция там была большая. В систему МИД попадало только 10–15 процентов  выпускников МГИМО, и я прошел все этапы. Но распался союз и я уже не видел себя вне Беларуси. В 1992 году вернулся в Минск. Не то чтобы я плохо относился к России, просто всегда считал, что есть дом и есть Родина. Кроме того, Минск мне нравился как город. Я там два года в БТИ проучился, пока не призвали в армию.

Вы ожидали назначения в США?

– В дипломатии существует понятие ротации, когда дипломат должен пожить в собственной стране, чтобы почувствовать ее дух, потребности и потом попытаться донести их до граждан чужого государства. Его миссия  – налаживать контакты, открывать двери. Каждый чиновник дипслужбы к этому готов… Я поработал первым заместителем министра иностранных дел и уже потом уехал послом в Америку.  

Шесть лет назад, 11 сентября, вы работали в Вашингтоне, каким был этот день?

– Сразу тишина наступила какая-то неестественная по всей стране, многие пытались уехать из Вашингтона. Арендовать  машину, улететь на самолете, уехать на поезде было невозможно. Один мой знакомый работал в Нью-Йорке буквально в пяти кварталах. Он рассказывал: “Когда все закричали “Самолет врезался в здание!”, мы поднялись на крышу, и буквально в пяти блоках шел второй самолет, мы  видели, что происходит. Ощущение было, что началась война”. Приятель пешком добирался домой и потом лежал два дня на кровати и ничего не делал. Посольство же первым делом пыталось выяснить судьбу белорусских граждан.

Среди погибших были белорусы?

– Одна наша женщина погибла, она работала на японскую компанию “Фуджи”. Еще был звонок из Франции, девушка беспокоилась, что в центре международной торговли работает ее подруга, белоруска. Потом мы выяснили ее судьбу. В тот день в 8.30 она позвонила своему начальнику и сказала, что на работу не приедет, потому что у нее страшная головная боль. Через пятнадцать минут в здание врезался самолет. Начальник погиб. Вот такой поворот судьбы.

Что последовало дальше?

– Общественное мнение в США изменилось в тот момент. Чувствовалось, что люди требуют отмщения. Террористы погибли, кроме одного, который опоздал на рейс. Мертвые, они не могли за все ответить. Однако необходимо было найти, кто за всем этим стоял. Мое личное мнение, что никто, кроме самих смертников, не обязательно, чтобы в роли организатора данного теракта выступила мощная террористическая организация типа “Аль-Каеда”. На самом деле отношения между “Аль-Каедой” и Саддамом Хусейном складывались непросто. Саддам никого рядом с собой не мог терпеть, по крайней мере, вряд ли он мог взять в союзники какую-то террористическую организацию, тем более фундаменталистскую.  Хусейн, при всех странностях, был политиком нерелигиозным, он создал жесткую, можно сказать жестокую, систему государственной власти у себя в стране. Но она не основывалась на мусульманском фундаментализме. Это была натяжка, ни для кого не секрет, что именно нефть стояла за вторжением в Ирак.

Страны – члены НАТО определили терроризм как основную угрозу своей безопасности, что повысило военную составляющую альянса?

– В настоящий момент НАТО не действует как единая организация. У них нет единых внешнеполитических подходов, и мы можем видеть, что позиция Германии, Франции очень сильно отличается от позиции Голландии или Польши, или США. В НАТО, например, не прошло решение по поводу Афганистана и Ирака. Это было мнение одного государства, которое поддержали ряд других членов, но консенсуса не получилось.

На самом деле НАТО трансформируется из военно-политического блока в политико-военный. Политическая составляющая становится более значимой. Альянс занимается научно-техническим сотрудничеством, активно Интернетом, межкоммуникационными делами, гуманитарными вопросами.  К нам в Беларусь в госпиталь для чернобыльцев прилетал недавно высокопоставленный генерал из НАТО, привезли оборудование…

Вы написали немало статей, исследующих пути развития стран третьего мира. Чей экономический прогресс заслуживает подражания?

– Мне был интересен воодушевляющий опыт Юго-Восточной Азии. Там сумели из третьего мира “прыгнуть в первый” и буквально за 20–30 лет догнать страны, далеко ушедшие в развитии вперед. Это Южная Корея, Сингапур, Гонконг, Тайвань, Китай сейчас. Они стремительно развиваются. В четырех первых странах доход на душу населения сравним, а в некоторых случаях превосходит уровень западно-европейских государств. Что касается постсовестского пространства и, например, наших соседей Польши или Литвы, то я не сказал бы, что их опыт такой же воодушевляющий, чтобы ему подражать. Польше простили 40 миллиардов долларов долга. Фактически нынешний уровень жизни там достигнут не на основе какой-то уникальной экономической модели, а  за счет добрых политических отношений со странами-кредиторами лондонского и парижского клуба. Сейчас Литва является членом ЕС, и она испытывает большие проблемы. С одной стороны, в рамках ЕС там все магистральные дороги строят за счет средств Евросоюза, с другой – уезжает молодежь, люди с мозгами.

А у нас разве не уезжают, особенно “люди с мозгами”?

– И у нас уезжают, но в меньшей степени. И может быть, одна из причин создания Парка высоких технологий – это как раз приостановить утечку кадров и развернуть поток обратно. Человеку надо дать возможность реализовать себя, свою инициативу, здесь на родине. Чтобы он не зарабатывал в Голландии или Германии, оставаясь интеллектуальным гастарбайтером.

Создавая в Беларуси первый ПВТ, на какую модель больше ориентировались: китайскую, индийскую, американскую?

– Мы использовали смешанный опыт Финляндии, Ирландии, Израиля – с одной стороны и Китая, Индии, Сингапура – с другой. В Европе парки создают в основном для своих компаний. В Юго-Восточной Азии, когда стартовали, испытывали острый дефицит собственных кадров. Поэтому парки создавали для иностранных компаний. Чтобы приходили, открывали центры исследований и разработок, открывали представительства, присылали руководство, набирали местный персонал, обучали его. Этот местный персонал мог потом уходить, создавать собственные компании и так далее за счет этого обеспечивался рост. Мы выбрали смешанный вариант: и для своих, и для иностранных компаний. У нас есть определенные заделы, но иностранные инвестиции в область высоких технологий тоже не помешают. В качестве первого этапа позволили нашим резидентам окрепнуть, дать им возможность пользоваться новыми стимулами и особыми условиями хозяйствования. А сейчас начинаем потихоньку заводить иностранные компании, которые уже не смогут серьезно повлиять на существующие связи и рынок.

Недавно вы обещали привлечь в ПВТ 362 миллиона иностранных инвестиций, каким образом?

– Вероятно, я имел в виду строительство. Строительная программа предполагает целый комплекс офисов, жилья, объектов социально-бытовой инфраструктуры. Объявлен конкурс, где-то в мае определим победителя. Есть претенденты из Бельгии, ЮАР, Турции, Англии.

Что означает экстерриториальный принцип формирования ПВТ и есть ли среди резидентов гродненские компании?

– Если компания занимается определенным видом деятельности, на первом этапе – это разработка программного обеспечения, не важно, где зарегистрирована фирма, она может стать резидентом ПВТ и перейти на новый режим налогообложения. В парке на сегодняшний день зарегистрировано 21 резидентов, но компаний из Гродно пока нет.

Сегодня белорусские предприятия, развитие которых запланировано за счет экспорта в Россию, оказались в условиях, когда Россия ужесточает требования. Как, на ваш взгляд, будут развиваться события дальше?

– Вряд ли в ближайшее время мы можем ожидать чего-то более благоприятного со стороны Российской Федерации, чем это имеет место быть сейчас. Я могу со 100-процентной уверенностью утверждать, что это попытка повысить капитализацию компаний, где есть собственный интерес определенной группы людей. Для российского народа тут мало что перепадает. Это не система, которая существует, например, в странах арабского мира, где шейхи, по идее, владеют страной, у них идут достаточно большие собственные накопления. Но каждый гражданин, например, Арабских Эмиратов, Кувейта часть вырученных средств от продажи нефти видит на собственном счету. Понятно, что он не может расходовать их произвольным способом, есть ограничения, но он может потратить на образование, здравоохранение, на занятия спортом, приобретение жилья. Каждый человек чувствует, что выручка от продажи нефти попадет ему в карман. В России не так. Эту выручку держит в руках небольшая группа людей. В Российской Федерации происходит сращение энергетического капитала с политическим. Мне кажется, что после выборов Президента к власти придет кто-то из его нынешнего окружения. Поэтому, необходимо учиться существовать в тех условиях, в которых существуют и многие другие страны, та же Польша…

В этой ситуации можем ли мы полностью потерять российский рынок?

– Надо просто учиться опираться на собственные силы и продолжать жить собственным умом. Конечно, нужны предприниматели, директора, которые будут поворачивать бизнес и в сторону Западной Европы, Северной Америки, Латинской Америки, Африки, Азии.

Произойдет ли полная ассимиляция белорусских и российских законов?

– Думаю, что нет, на уровне национальных интересов в настоящий момент существуют непреодолимые различия. Россия – страна, добывающая сырье, а мы являемся страной, которая потребляет сырье. Здесь выстроить общие таможенные пошлины, общий порядок, режим практически нереально.

Оправдаются ли наши надежды на Китай?

– У нас, конечно, хорошие политические отношения. Но мы в какой-то степени и конкурирующие страны, то есть Китай заинтересован в привлечении иностранных инвестиций, и мы еще не готовы пока выносить туда свои производства, потому как заинтересованы в том, чтобы к себе привлекать ведущие европейские и американские компании. Торговля – единственный инструмент  в сотрудничестве с КНР. Китайские товары у нас и так представлены, но и наша техника должна там быть.

Как вы отдыхаете?

– Сейчас вдоль Немана пробежался, и в Минске бегаю, в зал хожу – физическая усталость лучше всего снимает стресс, напряжение.

Животных дома держите?

– Нет, ни собак, ни кошек. Они нужны, если живешь в собственном доме. Собака, чтобы лаяла, а кошка, чтобы мышей ловила. Я же живу в городской квартире.

Какие предметы необходимо, чтобы были в доме?

– Телевизор.

И что смотрите?

– Фильмы, новости смотрю. Иногда футбол – финальные игры. Сборная Беларуси чаще расстраивает, но все равно смотрю.

В своей книге “Код бессмертия” вы исследуете “тайну смерти и воскрешения человека”, при этом у вас материалистический взгляд на эти вопросы…

– Я и не собирался претендовать на новое откровение, просто на основании современных позиций пытался объяснить интуиции, которые исходили со стороны величайших учителей человечества, пророков. Каков механизм возвращения после смерти, как возможно воскрешение, но не с точки зрения мистики или эзотерики, а современных знаний о мире. Я подкреплял какие-то научные факты откровениями и религиозными заповедями.

“Просто верить” – не устраивает уже современного человека, который хочет еще и понимать, о чем говорят великие откровения. Ему надо проникнуть в суть того, что происходит. 

Что же происходит между смертью и возвращением, где находится душа, когда тела уже нет?

– Мы спим и не знаем, сколько проспали: час или тысячу лет. И у древних евреев были представления, что до момента воскрешения душа находится в сонном состоянии. Без живого тела душа не знает даже Бога. Поэтом и говорил апостол Павел, что “тело – это храм Святого духа”. Дух может жить только в теле.

В своей книге у вас выделена мысль: прошло время героев и наступило время людей. Вы действительно думаете, что личность в истории уже не играет поворотной роли?

– Есть современный термин – “субъектность” человека, хотя он активно и не используется. Человек стал субъектом. Он опору находит в самом себе, а не опирается на какой-то культ, идеал, который вне его. Сегодня вы не сгоните людей в ГУЛАГ, на БАМ. Конечно, это можно сделать, но это будет нулевая экономика. Национальное благосостояние делают субъектные люди. Когда мы говорим о роли личности, мы предполагаем, что одному человеку, Сталину, например,  подчиняются огромные толпы. Он усиливается как личность, поднимается на фоне людей-винтиков. Сегодня, появись Наполеон, за ним никто не пойдет. Субъектному человеку это не надо. Зачем завоевывать, например, Югославию. У меня есть деньги, я куплю себе особняк и буду жить на берегу Адриатического моря.

Как вы рассматриваете апокалипсис и воскресение из мертвых?

– Конец света, если сопрячь его с антропным принципом, ставит равенство между человеком и вселенной, то есть смысл в том, что человек своим разумом способен вселенную понять, осознать, а значит вместить в себя. Это Гегель еще пытался нащупать, то, что разум сродни вселенной. Когда человек умирает, происходит уничтожение всей вселенной, а потом происходит возвращение, воскресение, остается только вспомнить. Помните у Пастернака: “Надо вспомнить, чтобы воскреснуть”, воскресать – это значит вспоминать.

Где писательским трудом занимаетесь?

– Писать книжки только и можно на кухне.

Какие темы в планах?

– Думаю, что надо о модернизации написать, о догоняющем развитии. Я уже об этом писал, книга называлась “Дорогой дракона”, но это было давно, в 1994 году. Сейчас уже другие знания и другие писательские приемы. Интересно рассмотреть, основные уроки стран, которые успешно свершили технологический рывок, “прыгнули” из “третьего” мира в “первый”.

Готовить умеете, какая кухня нравится вам больше?

– Мне нравилась мексиканская кухня, она интересна с точки зрения подбора специй. Но у нас нет мексиканских ресторанов. Попытка была,  в итоге произошло превращение в мексиканско-белорусскую кухню. Буритас там готовят по белорусскому рецепту. В Минске очень много японских ресторанов, но они дороговаты. Китайские рестораны – плохие.

Вы много по долгу службы путешествуете, что вам интересно за границей?

– Я подхожу в данном случае как исследователь, изучаю привычки людей, манеру поведения, способ мышления. Хочется понять страну и все положить на бумагу. Недавно возвращался из Шанхая и записывал впечатления, о том, что сегодня представляет современная китайская нация. Она ничего общего не имеет с той, что существовала сто лет назад. Раньше очень жесткая императорская власть людей давила, лишала инициативы. В результате все моменты, связанные с традиционной китайской культурой, направлены внутрь: медитация, садики… Сейчас китайское руководство сделало ставку на поддержку каждого способного китайца. Вокруг него ходят, как возле самой величайшей ценности. Это раскрепощает. Энергетика настолько велика, что представить медитирующего китайца практически невозможно. Они все устремлены в будущее, стараются что-то делать, создавать, прорваться, утверждаться. И самое яркое зрелище – современный Шанхай, – лицо новой китайской нации.

Справка «ВГ»

Валерий Вильямович Цепкало, родился в г.Гродно в 1965 году.  Окончил Московский государственный институт международных отношений, факультет международных отношений, профессиональный дипломат, работал в посольстве СССР в Финляндии, первым заместителем министра иностранных дел Беларуси, Чрезвычайным и Полномочным Послом Республики Беларусь в Соединенных Штатах Америки и Мексиканских Соединенных Штатах, полномочный представитель Президента Беларуси в Национальном собрании, помощник Президента Республики Беларусь. Сегодня – директор администрации Парка высоких технологий (ПВТ). Чиновник первого класса. Писатель и публицист. Живет в Минске.