Из «Дневника дачницы»

Современный антураж понятия «дачники» все больше, на мой взгляд,  возвращается к временам русской классической прозы. Не беру в расчет идейно-художественное наполнение пьесы Максима Горького «Дачники» или одноименного рассказа А. П. Чехова. Я о той дачной обыденности и образе жизни, когда сравнительно обеспеченный обыватель, усталый и раздраженный городской суетой, съезжал с квартиры, с апреля до осени снимая пригородную дачу.

Современный антураж понятия «дачники» все больше, на мой взгляд,  возвращается к временам русской классической прозы. Не беру в расчет идейно-художественное наполнение пьесы Максима Горького «Дачники» или одноименного рассказа А. П. Чехова. Я о той дачной обыденности и образе жизни, когда сравнительно обеспеченный обыватель, усталый и раздраженный городской суетой, съезжал с квартиры, с апреля до осени снимая пригородную дачу.

Туда же часто из городских квартир свозилась мебель, даже пианино и самовар. На свежий воздух и деревенское молоко уезжали дети, жены, любимые собаки и кошки. Вечерами дачники музицировали, устраивали домашние спектакли, ходили на чай друг к другу в гости.

Мы становимся свидетелями, как уходит в прошлое дружная работа всей семьей на шести сотках, где поколениями выращивались помидоры, огурцы, картошка, зелень, ягоды. От земли получали максимальную отдачу в виде увесистого урожая, рассматривая его как серьезное подспорье в семейном бюджете. Не сомневаюсь, что такие дачи еще сохранились.

Но сегодня наши дачные участки всё больше напоминают аккуратно подстриженные зеленые газоны с вкраплениями роскошных цветников, причудливыми  альпийскими горками, заморскими деревьями и кустарниками, попадаются и бассейны с фонтанчиками. На английских газончиках, на летней террасе или в другом тенистом уголке хорошо отдыхать в кресле-качалке, гамаке. С журналом, традиционной бумажной или электронной книжкой в руках.

Давно веду летом записи что-то вроде дачных наблюдений. Близость природы, пение птиц, шум ветра, дождь, переменчивость облаков и погоды настраивают на созерцательный лад. Мы городские люди разучились наблюдать. Говорим:  птицы, цветы или  деревья. А ведь у каждого полевого цветка или маленькой птицы есть свое название, своя повадка, свои приметы. Например, привычный скворец с желтым клювом, если присмотреться, совсем не черный его спинка отливает богатством глубоких оттенков, синих, зеленых, перламутровых…

 

Гнездо

Этой весной выезд из города на дачу задержался, какие-то дела, хлопоты не отпускали, вязали по рукам и ногам. Наша дача вошла в черту Гродно. От подъезда дома — всего восемь километров, от конечной троллейбусной остановки — чуть больше полторы тысячи шагов.

Дом стоит на краю дачного участка, упирается в край настоящего, но маленького, почти игрушечного соснового леса. Все обустроено для жизни, есть городской телефон, но главное священнодействие — по субботам топим баню, паримся вволю.

Огорода не держим, но кое-что из зелени растет на двух грядках: лук, чеснок, укроп, петрушка, кориандр, фасоль. Из декоративных цветов для души растут у крыльца несколько кустов алых роз, белая гортензия, там-сям самовольно выскакивают из земли кустики высокой ромашки.

Ранней весной первыми зацветают синими, лиловыми, фиолетовыми глазками примулы, рядом с ними беспорядочно перемешаны желтые тюльпаны, а в дальних углах сада влажными майскими вечерами благоухает сирень. Следом за навязчивой романтикой сирени с первых дней июня млеет жасмин, выбрасывая в воздух эротические флюиды душного одеколона. Над его пышной купиной цвета топленого молока неустанно кружит дружное семейство золотистых пчел.

 …Обычно наше заселение на даче сопровождается активным хлопаньем дверей, разговорами, уборкой дорожек. За домом сжигаем прошлогодний мусор, почерневшую лежалую листву. В печке, сложенной из камней, жарим шашлыки, рыбу, сосиски.

Здешние птахи прекрасно знают наши привычки и облетают беспокойное жилище стороной. Но в эту весну — весь март и апрель — на даче было непривычно тихо. Один раз сделали вылазку, открыли сезон первой маевкой. И дом, окруженный цветущим буйством, стоял закрытый до лета.

На эту обманчивую тишину, нарушаемую перестуком старожила-дятла в яркой шапке, и купилась юная парочка залетных птиц. Наверное, они сначала сделали разведку, облетели сонный участок, внимательно присмотрелись. Подыскав место для будущих птенцов, решили обустроить гнездо. Трудились не день и не два, натаскали веточек, сучков, пуха, древесной трухи, сена и свили за домом под летним тенистым навесом гнездо.

Но яйца отложить не успели — тут мы нагрянули. Стали ходить по дорожкам, заглядывать во все уголки сада, таскать из машины сумки, вещи, продукты. Мы топаем, шумим, открываем сараи, калитки, окна-двери, выносим после зимы на просушку одеяла, подушки, заливаем в бочки запас воды — одним словом, началась привычная дачная жизнь.

Видно, тут наша парочка и задумалась. Зачем им, при их и так нервной птичьей жизни, лишние волнения и тревоги? Бросили они почти готовое для кладки яиц жилье и упорхнули искать новое гнездовье.

А может, все было и не так. Вариантов много: а вдруг самочка оказалась ветреной и легкомысленной, бросила своего хлопотливого кавалера и улетела с другим, более перспективным другом? У того кавалера, возможно, по близости не одна «квартира» имелась. И правда, чего надрываться, когда можно прилететь на все готовенькое. Сколько той жизни!

 

О сорняках

Утром выбирала из маленькой грядки цепкие стебли какого-то ползучего вьюнка, похожего на лиану. Он  мертвой хваткой оплел крепкие побеги фасоли. У фасоли листья темно-зеленые, бугристые, словно рабочие намозоленные ладони. Но под ползучим покровом жесткой сетки вьюнка они стали никнуть и чахнуть.

В такой же плачевной ситуации оказалось несколько рядков молодого, подсеянного в конце весны укропчика с еще нежными, слабыми веточками. Щипнешь пару веточек, пожуешь — во рту горько-сладко. А рядом с укропчиком наперегонки вымахали его товарищи-здоровяки — самое время складывать в банки для засолки огурцов. В желтоватых зонтиках перестоявшего укропа наливаются узкие, плоские зернышки. Не успеешь собрать, сами высыпаются на грядку, а весной прорастут самосейкой.

В этом тихом углу сада, укрытом от ветра кустами густой сирени и жасмина, солнце  припекает, воздух дрожит, плавится, подвевает теплом пряных трав. Под старой яблоней сбилась в островок мята. Листики у нее бархатные. Она уже выбросила мелкие голубые цветочки. Каждый раз иду мимо, рука тянется к мягким метелкам, обязательно отщипну листик. Жуешь себе и жуешь, не хуже мятной магазинной жвачки или таблетки валидола под язык.

Рядом с мятой прогибаются под жесткой сетью настырного вьюнка длинные стебли петрушки. Соцветия у нее горчично-зеленые, не налились еще зрелостью, а жадный вьюнок уже подмял под себя и душистый кориандр. При солнечном свете нежные цветки кориандра кажутся белыми, присмотришься в тени — розовато-лиловые. Такие изящные линии присущи японским миниатюрам.

Цветки у петрушки и укропа — как у братьев из дальней родни, но их вкус совершенно разный. У кудрявой петрушки — «сочный», но резковатый. Укроп радует чуть сладковатым пряным духом. А у кориандра — сильно масленичный, «южный», чуть с горчинкой, вяжет во рту, на любителя. Во время цветения, мне кажется, отдает душком… клопа.

Когда вытягивала из земли и рвала сплетения цепкого вьюнка, он упирался, изо всех сил хватался за стебли угнетенного им укропа, петрушки, кориандра, за стрелки молодого чеснока и лука и старался захватить с собой более слабые, выпестованные человеком побеги.

Какая сила, какая хватка у сорняка-захватчика! Нипочем ему долгие дожди, засуха, холода, туманы — приспособился к любым условиям. Пропустишь день-два прополку, трава прет и прет. И все это у нее с радостным буйством получается. Лихо наступает, отчаянно, как огородный колючий вьюнок. Только в рост идет и идет, в самую силу, подавляя культурную поросль. Вот бы деликатной фасоли, салату, морковки такую дикую хватку.

Вот и у людей часто наблюдается. Им тепличные условия создают — свет, тепло, комфорт. Живи, работай и созидай. Но нет, не хватает природной выносливости, азарта. Никнут прежде времени, молчаливы. Рукопожатие и то какое-то вялое, слабое. Офисные клерки — на одно лицо. Может, оттого что теперь с ранних лет всей нашей жизнью заправляет компьютер?..

 

Крапивка

Полола, и меня по правой руке хлестнула молодая крапива, горячо ожгла. Знай меру, хозяйка, чтобы ее, злую и своевольную, случайно не зацепить и не потянуть вместе с упрямым вьюнком.

Хорошо, что была в перчатках. Крапива хлестнула выше запястья, отдав всю свою злость перчатке. Сначала кожа занялась, зазудела, вспыхнула и покраснела, потом отошла. Осталась мелкая сыпь. Весь день напоминала о себе колючим перебором — крапивка, крапивница.

Деревенская пани Стася, соседка по даче, собирала молодую крапиву как лекарственную траву, делала из нее отвары, мыла голову и называла ее не иначе как «жешка» или «ожешка».

Вспомнила про крапивницу. Сегодня у многих выскакивает такая аллергическая реакция на продукты, лекарства и даже загазованный воздух.

Давно-давно одна девочка, Таня Маслова из моего детства, капризно хвасталась ею в летнем лагере. Перед сном демонстративно показывала розовую сыпь на руках, животе, шее.

– У меня от клубники крапивница, вот и вот… Мне нельзя есть виноград, мандарины, желтки…

У нее одной была крапивница. Уважительная причина не ходить холодным утром на зарядку. Мы ей завидовали. Она была особенной, а мы — обыкновенные. Мы ели всё подряд: не только клубнику, которую привозили по воскресеньям из города родители, но и подъедали без спросу кислую заячью капусту на лесной полянке, срывали сладкие цветки оранжевой настурции (их любовно выращивала на клумбах старшая пионервожатая), воровали лепестки роз — с удовольствием их жевали, глотали, запивая протухшей водой из тяжелого графина.

Старшие подружки уверяли: всего несколько лепестков розы натощак — и даже самая-самая страшилка-уродина превратится наутро в красавицу!

Мы верили старшим девочкам и каждое утро пристально вглядывались в свои детские рожицы, что отражались в осколках зеркала, приткнутых над умывальниками, пытаясь найти хотя бы какое изменение.

Но из зеркальных осколков смотрели выгорелые на солнце светлые челки, ресницы, белобрысые брови, на облупленных носах — россыпь веснушек, щеки хорошо прихвачены золотистым загаром. На руках — цыпки, а пятки зеленые от травы.

А где же красавицы? Сказочные принцессы с бело-розовыми фарфоровыми личиками, кукольными синими глазами, зашторенными в темные длинные ресницы, в нарядно завитых длинных локонах, в бальных платьях, в крохотных туфельках с серебряными пряжками по-прежнему оставались на страницах зачитанных сказок.

 

Зубровка

Одна моя знакомая врач-кардиолог давно завела у себя на огороде траву зубровку.

Она растет не только в Беловежской пуще, но и на наших огородах прекрасно себя чувствует. Народные названия — лядник, горчак, чаполоть, чаполочь, горькая плоскуха, плоскушка, пестречный пырей, зубровка, горькая трава, плоскуша, томковица, туровка.

Угощала как-то нас настоянным на этой зеленой траве напитком. В нем — сложный аромат, букет запахов. Летняя трава придает ядреный, ярко-изумрудный цвет. Сухая трава, заготовленная впрок, окрашивает в темно-коричневый, но запах остается неизменный — аптечный.

В июне после обильных дождей она хорошо идет в рост, высокая, сочная, с виду похожая на обыкновенный пырей, только лист на ощупь не гладкий, а чуть шероховатый, край режущий, зубренный, потому и зубровка. От простой травы ее сразу отличишь. И вся работа — отделяй сорняк от полезной зубровки.

На даче в августе-сентябре начинаю ее под корень подрезать, собираю в небольшие пучки и развешиваю по дому — заготавливаю на зиму. За несколько дней пучки подвялятся, подсохнут, потемнеют. От зубровки по всему дому запах стоит необыкновенный — легкий, напоминающий тонкий ореховый аромат.

Наша опытная врач-кардиолог своим сердечникам рекомендует перед сном вместо аптечных успокоительных капель выпивать несколько граммов зеленой домашней настойки на зубровке.

 

Утренние росы

Наверное, есть различие между вечерней и утренней росой. Вечером после летнего зноя трава поднимается, отходит за долгий летний день, ее прикосновения мягкие и приятные.

Утром, когда солнце начинает всходить, земля после ночи еще мокрая от обильной росы, холодная, пробирает до дрожи и бодрит.

Хожу по утрам босиком. Знаю, что очень полезно. У нас прямо за боковой калиткой растет сосновый лесок. Внушительная тень от верхушек сосен-старожилок почти до самого обеда накрывает половину нашего участка. У всех огороды, теплицы, дорожки, крыши домов залиты щедрым солнцем, в нашей стороне — лесная прохлада.

Но есть одно местечко, зазорина в прохладной тени, где на влажной траве проступает солнечное пятно, вроде солнечного зайчика. Вся та полянка переливается цветными сполохами, светится золотыми искрами и огоньками. Ступаю туда босыми ногами, чтобы замереть и порадоваться причудливой светоигре солнечных бликов. В листьях цветущего клевера, сочной сныти, подорожника, последнего и одинокого одуванчика, отражаются яркие россыпи рубиновых, малахитовых, синих, янтарных утренних рос.

Под ногами сверкают разноцветные искры, как будто в траве нечаянно рассыпан клад из драгоценных камешков. Сокровища блестят, переливаются, играют всеми гранями. Приходит странная мысль: еще порежешь ноги об эти острые осколки, похожие на битый сияющий хрусталь.

Знаю, что это капли росы, они вот-вот скатятся с узких, зеленых стеблей пырея, высохнут, испарятся, исчезнут, но так хочется верить в этот магический природный мираж.

Стою, не шелохнусь. Чуть отведешь взгляд в сторону, гаснут дрожащие искры прозрачных капель-алмазов. Среди россыпи цветных осколков встречаются крупные капли. Они напоминают чистые камни особой огранки, обрамленные более мелкими, как у роскошной броши с крупной жемчужиной, усыпанной мелкими бриллиантами.

Как только солнце наберет силу, поднимется над соснами, вся эта причудливая, обманчивая игра цветных бликов, света, ярких красок закончится, а с ней и обманчивая красота. Роса быстро высыхает, исчезают в траве богатые россыпи.

Завтра наступит новое утро, птицы будут славить его в ранней предрассветной дымке, трава так же выпустит жемчужные бусинки росы. Надо только успеть заметить в малом великую красоту природы.