«Для маіх вершаў… яшчэ настане час»

Живёт в Гродно наша современница — талантливая поэтесса Галина Самойло, скромный человек, незаметный. У неё тихий голос, вдумчивый взгляд, она умеет слушать собеседника, вслушиваться. Никому не досаждать, ничего не требовать — вот её характерные черты. Редкое совпадение имени и судьбы: имя Галина происходит от греческого слова «галене» и означает «ясность, тишина, кротость, штиль на море, тихая погода».

Живёт в Гродно наша современница — талантливая поэтесса Галина Самойло, скромный человек, незаметный. У неё тихий голос, вдумчивый взгляд, она умеет слушать собеседника, вслушиваться. Никому не досаждать, ничего не требовать — вот её характерные черты. Редкое совпадение имени и судьбы: имя Галина происходит от греческого слова «галене» и означает «ясность, тишина, кротость, штиль на море, тихая погода».

В бытийной жизни мы любим поговорить о себе, поделиться наболевшим, ища поддержку, кто-то должен разделить с нами проблемы и печали. Одиночество — привычное состояние поэта, оно ограждает от назойливого людского шума, приучает к молчанию, неспешному внутреннему строю мыслей.

 «Зоркі над маўклівай адзінотай»

Галина Самойло родилась в семье сельских учителей в деревне Бондари Гродненского района. Стихи начала писать в детстве, первые пробы публиковались в журнале «Берёзка», в газете «Пионер Беларуси».

 «Я начала печататься в периодике с 13–14 лет. У меня до сих пор в деревне хранятся ответы на мои послания в разные редакции. Среди них есть такие: стихи для республиканской печати не подходят, обратитесь в областную газету; стихи для областного издания не подходят, советую обратиться в районную газету…»

 Всех мужчин в роду Самойло по традиции называли Осипами и Семёнами. Отец Галины был последним Семёном Осиповичем, её брату родители выбрали имя Валентин, тем самым нарушив старую семейную традицию. В этом отступлении сама Галина видит какую-то мистическую сторону жизни. Давно нет на этом свете её родителей и брата, но она продолжает писать стихи, черпая в них надежду и силы.

В 1981 году Галина Самойло закончила филологический факультет Гродненского пединститута имени Янки Купалы, продолжала публиковаться в районных газетах. В профессиональной литературной среде считается главным выход стихов или прозы в таких литературных изданиях, как республиканская газета «ЛіМ» или журнал «Полымя». Поэтесса из Гродно прошла эту ступень в своём творчестве.

 В 2001 году издала сборник стихов «Соло трёх голосов» — когда-то давно писали стихи её мама и брат. В книгу вошли стихи её мамы Фаины Самойло и брата Валентина. Приведу из сборника стихотворение Фаины Самойло «Дачцы Галіне».

 З буйных зерняў у глебе

Будзь ты лустай у хлебе.

Будзь апорай гняздоўю,

Паі сэрца любоўю.

З чыстых водаў-крыніцаў

Будзь святою вадзіцай.

Будзь руплівай пчалою —

Майго шчасця слязою.

Будзь ты птушкай крылатай,

Думкай-песняй багатай.

Будзь жа згусткам сумлення

Для свайго пакалення.

 Короткое стихотворение, но какое образное богатство, здесь соединились и материнский наказ, и поэтическое высокое слово.

 «А у меня после смерти родителей поддержки нет ни от кого… и по характеру я больше всего меланхолик, а значит, не боец… я неплохо гармонизируюсь и сама. Но всё же мне всегда хотелось получить защиту от кого-то более сильного».

 В доме её деда Осипа Семёновича Самойло, деревенского бондаря (недаром же деревня Бондари), уважали и берегли книгу. В домашней библиотеке сохранились старые книги и подшивки газет, их ещё в 1930 году из Вильни выписывал дед Галины. Все её предки похоронены на деревенском кладбище в деревне Бондари, на могиле прапрадеда Осипа выбита дата рождения — 1830 год.

Автобиографическое стихотворение «Дзядулю Осіпу» посвящено старому бондарю. В деревенском доме её родовые корни, отсюда улетела вольной птахой в большую жизнь. Не всё состоялось, не все мечты сбылись, но душой она возвращается к истокам.

 Бог мае не прымае малітвы,

Позна сэрца да веры прыйшло.

То дажджамі, то сонцам абліты,

Цёмны крыж бласлаўляе сяло.

 

І наш дом ён яшчэ збярагае.

Збудаваў яго слаўны мой дзед.

Два хады ён на вуліцу мае

І дзве печкі, што грэюць як след.

 

Павярнуў дзед да сонца ваконцы,

Стромка ўзняў востры вугал страхі.

Дзедаў дух і па сёння тут моцны:

Бочкі, жорны, хамут, кажухі…

 

Дзед паставіў наш дом на пагорку,

Засланіўшы ім студню і хлеў,

І ён крышачку бліжай да зоркаў,

Чым астатнія хаты ў сяле.

 

А падмурак у дома — з камення.

Бацька жыў тут без зла і даўгоў.

Мелі продкі мае блаславенне…

Дзе мы з братам згубілі яго?

 

Гродненский литературовед А. М. Петкевич в своей книге «Слова і кніга Прынёмання» пішет: «Дух беларусского народнага жыцця чуецца ў вершах гродзенкі Галіны Самойлы (з вёскі Бандары Гродзенскага р-на), сааўтара унікальнай сямейнай кнігі вершаў “Сола трох галасоў”. Яе маральна-псіхалагічны змест адгукаецца і ў зборніку гэтага аўтара “Зоркі над маўклівай адзінотай”».

 «Красоту переводить красотой»

Многие поэты берутся за переводы стихов. В этом деле есть своя классификация. Самый простой перевод — прозаический, чем сегодня никого не удивишь. Многие современные поэты балуютсяэтим занятием, особенно переводами с польского, английского и других языков западных соседей. Получается текст, максимально близкий к оригиналу. Дальше идёт поэтический перевод, где сохраняются все свойства стихотворного текста, кроме рифмы, или содержание передаётся в форме белого стиха.

Галина Самойло занялась самым сложным переводом — стихотворным. В альманахе «НОВЫЙ ЗАМОК. Гродно. 2017» прочитала её великолепные переводы Анны Ахматовой. В багаже Галины Самойло переводы стихов Виктора Гюго, Ивана Мятлева, Александра Блока, Николая Заболоцкого, Бориса Пастернака, Марины Цветаевой, Михаила Матусовского, Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы. И это не робкие пробы, а строки мастера, владеющего языком красоты. На мой взгляд, Галина Самойло состоялась как первоклассная переводчица. Сохранив своеобразие поэзии, дух и время стиха, его структуру, красоту языка русских поэтов, она создаёт новую поэтическую версию текста, эквивалентную оригиналу.

Известное стихотворение Анны Ахматовой «Сжала руки под тёмной вуалью…» под пером гродненской поэтессы зазвучало на белорусском:

 

Сжала руки под тёмной вуалью…

«Отчего ты сегодня бледна?»

Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

 

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

 

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Всё, что было. Уйдёшь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

Пад вуаллю я сціснула рукі.

«Сёння бледная ты ад чаго?»

Ад таго, што я даўкаю мукай

Напаіла дап’яну яго.

 

Як забыць? Яго моцна хістала,

Ён пайшоў. Рот пакутна скрывіў.

Збегла, паручняў я не кранала.

Да варотаў я бегла за ім.

 

Задыхнулася: «Жарт усё тоё!

Я памру, як не будзешь са мной!»

Усміхнуўся з жахлівым спакоем

І сказаў мне: «Тут вецер. Не стой».

 У поэтического перевода свои сложности, здесь важно не перейти грань, предельно сохранить авторскую интонацию,соответствующую смыслу, форме, художественным свойствам оригинала, все элементы, вплоть до рифмы.

Стихотворный перевод — вершина художественного перевода. Здесь мало собственного литературного таланта и умения сочинять стихи, надо передать дух оригинального произведения, вместить в стихотворную форму иного языка всё: первоначальную идею, смысл, литературные приёмы.

Галина Самойло состоялась как переводчик. Хрестоматийное пророческое стихотворение Марины Цветаевой «Моим стихам, написанным так рано…» никак не устарело, оно по-прежнему читаемо и будет читаемым и любимым новыми поколениями. Перевод максимально точно передаёт оригинал стихотворения русской поэтессы, сохранил средства художественной выразительности:

 

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я — поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

Нечитанным стихам! —

Разбросанным в пыли по магазинам,

(Где их никто не брал и не берёт!),

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черёд.

Для маіх вершаў, створаных так рана,

Што і не ведала, ці я — паэт,

Што выбухнулі пырскамі з фантана

Ды іскрамі з ракет.

Што ўскочылі ў свяцілішча, як чэрці,

І знішчылі там сон і курадым,

Для маіх вершаў аб жыцці і смерці,

Нячытаных нікім! —

Запыленых у кніжных магазінах,

(Дзе абмінулі іх які ўжо раз!),

Для маіх вершаў, як для рэдкіх вінаў,

Яшчэ настане час.

Перевод — дело тонкое, тем более поэтический, с его относительно свободным характером, где играют роль не только языковые соответствия, но и метрические. В нём нужно совпасть с чужой интонацией, ритмикой, размером. Много сложностей с рифмой. Искусство перевода — не буквальное калькирование, но творческое осмысление структуры и смысла текста. Задача многотрудная, с ней не всякий справится. Николая Гумилёва и Корнея Чуковского считают основоположниками современной теории перевода. Чуковский писал: «Ямбы надо переводить ямбами, хореи — хореями, но красоту надо переводить красотой».

Пластика чужого языка, пусть и столь близкого, как русский, подвластна только особым талантам, что и доказала наша землячка. Белорусский язык по природе своей живой, переменчивый, гибкий, находится в движении и обновлении. Переводы Галины Самойло можно отнести к редким образцам филигранной, утончённой работы.

К сожалению, изящное искусство Галины Самойло остаётся недооценённым белорусскими литературоведами и читательской аудиторией. Но у меня ещё теплится надежда, что у талантов всегда найдётся свой ближний круг ценителей, людей преданных и редких.

 

Александр Блок

 

***

Девушка пела в церковном хоре

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою.

 

Так пел её голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче.

 

И всем казалось, что радость будет,

Что в тихой заводи все корабли,

Что на чужбине усталые люди

Светлую жизнь себе обрели.

 

И голос был сладок, и луч был тонок,

И только высоко, у Царских Врат,

Причастный к Тайнам, — плакал ребёнок

О том, что никто не придёт назад.

 

 

 

***

Дзяўчына спявала ў царкоўным хоры

Пра ўсіх, хто стаміўся ў краі чужым,

Пра ўсе караблі, што плывуць па моры,

Пра ўсіх, хто радасць забыў зусім.

 

Так голас  спяваў і ляцеў у купал,

Так ззяў прамень не белым плячы…

І кожны ў цемры стаяў і слухаў,

Як песняй сукенка ў промні гучыць.

 

І ўсім здалося, што радасць будзе,

Што ў ціхай затоцы ўсе караблі,

Што  на чужыне знямоглыя людзі

Светлае шчасце сабе знайшлі.

 

Быў голас салодкі, прамень быў тонкі.

І толькі малы ўсё спасціг душой.

І плакаў ля Царскіх Варотаў горка

Аб тым, што ніхто не вернецца ўжо.

 

 

Иван Мятлев

 

***

Как хороши, как свежи были розы

В моём саду! Как взор прельщали мой.

Как я молил весенние морозы

Не трогать их холодною рукой!

 

Как я берёг, как я лелеял младость

Моих цветов заветных, дорогих.

Казалось мне, в них расцветала радость,

Казалось мне, любовь дышала в них.

 

Но в мире мне явилась дева рая,

Прелестная, как ангел красоты.

Венка из роз искала молодая,

И я сорвал заветные цветы.

 

И мне в венке цветы ещё казались

На радостном челе красивее, свежей.

Как хорошо, как мило соплетались

С душистою волной каштановых кудрей!

 

И заодно они цвели с девицей!

Среди подруг, средь плясок и пиров

В венке из роз она была царицей,

Вокруг её вились и радость, и любовь.

 

В её очах — веселье, жизни пламень,

Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.

И где ж она? В погосте белый камень,

На камне — роз моих завянувший венок.

 

 

***

Як хораша, як свежа цвілі ружы

Вясновыя! Як вабілі мой зрок!

Як я маліўся, каб мароз знядужаў

Спыніў у садзе свой халодны крок.

 

Як зберагаў, як песціў маладосць я

Тых кветак запаветных, дарагіх.

Жыла-квітнела радасць у іх госцяй,

І дыхала любоў нязменна ў іх.

 

Паўстала прада мною дзева з раю

Чароўнай прагажосці, як анёл,

Сказала: “Ружаў для вянка шукаю”.

Сарваў я кветкі і аддаў іх ёй.

 

На радасным чале ў вянку здаліся

Мне кветкі прыгажэй у шмат разоў.

Так міла і так хораша спляліся

З каштанаваю хваляй валасоў.

 

Квітнелі разам ружы і дзяўчына!

Сярод сябровак, там, дзе баль, банкет

Яна была царыцаю няспынна,

І радасць, і любоў ішлі  з ёй след у след.

 

Гарэла ў ёй вясёласць  палымяна.

Ёй лёс, здавалася, у доўгім шсасці жыць

І дзе ж яна? На могілках ёсць камень,

З маіх завялых ружаў там вянок ляжыць.

 

Анна Ахматова

 

***

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,

Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!

За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашёл

И на работу ночную ушёл.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки её погляжу.

А за окном шелестят тополя:

«Нет на земле твоего короля».

 

 

***

Слава табе, несуцешны мой боль,

Ноччу памёр шэравокі кароль.

Восеньскі вечар пунсовы настаў.

Муж мой вярнуўся, спакойна сказаў:

«Ведаеш, цела ля дуба знайшлі,

Там паляваў ён, адтуль прыняслі.

Так каралеву шкада. Малады!

Сіваю стала за ноч, нібы дым».

Трубку сваю на каміне знайшоў,

З дому на працу начную пайшоў.

Зараз дачку я маю разбуджу,

Ў шэрыя вочкі яе пагляджу.

Прашалясціць мне таполяй зямля:

«Вось і няма ўжо твайго караля».

 

 

Марина Цветаева

 

***

Мне нравится, что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжёлый шар земной

Не уплывёт под нашими ногами.

 

Мне нравится, что можно быть смешной –

Распущенной — и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Слегка соприкоснувшись рукавами.

 

Мне нравится ещё, что вы при мне

Спокойно обнимаете другую.

Не прочите мне в адовом огне

Гореть за то, что я не вас целую.

 

Что имя нежное моё, мой нежный, не

Упоминаете ни днём, ни ночью — всуе…

Что  никогда в церковной тишине

Не пропоют над нами: аллилуйя!

 

Спасибо вам и сердцем, и рукой

За то, что вы меня — не зная сами! —

Так любите: за мой ночной покой,

За редкость встреч вечерними часами,

 

За наши не-гулянья под луной,

За солнце, не у нас над головами,

За то, что вы больны — увы! — не мной,

За то, что я больна — увы! — не вами.

 

 

***

Мне даспадобы, што мой боль — не Вы.

Мне даспадобы, што не я Вам — болем,

Што шар зямны ў прадонне сінявы

З-пад нашых ног не паплыве ніколі.

 

Мне даспадобы не вышукваць слоў,

Быць смешнаю, разбэшчанаю з Вамі.

Не чырванець задушна зноў і зноў,

Калі судатыкнемся рукавамі.

 

Яшчэ мне даспадобы, што пры мне

Спакойна абдымаеце другую,

Што ваш мяне не спапяляе гнеў,

Калі і я пры Вас не Вас цалую.

 

Ад Вас імя пяшчотнае сваё я ні

Ўдзень, ні ўначы, пяшчотны мой, не ўчую,

І святары ў царкоўнай цішыні

Не прапяюць над намі: алілуйя!

 

Вам дзякую і сэрцам, і рукой

За тоё, што, не ведаючы самі,

Вы  любіце, за мой начны спакой,

За рэдкія сустрэчы вечарамі.

 

І не за наш пад ясным сонцам шлях,

Не за блуканні нашыя пад поўняй,

За тоё, што, на жаль, Ваш боль – не я.

За тоё, што, на жаль, і Вы – не мой боль.

 

Николай Заболоцкий

 

***

Зацелована, заколдована,

С ветром в поле когда-то обвенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная моя женщина!

 

Не весёлая, не печальная,

Словно с тёмного неба сошедшая,

Ты и песнь моя обручальная,

И звезда моя сумасшедшая.

 

Я склонюсь над твоими коленями,

Обниму их с неистовой силою,

И слезами, и стихотвореньями

Обожгу тебя, горькую, милую.

 

Отвори мне лицо полуночное,

Дай войти в эти очи тяжёлые,

В эти чёрные брови восточные,

В эти руки твои  полуголые.

 

Что прибавится – не убавится,

Что не сбудется – позабудется!

Отчего же ты плачешь, красавица?

Или это мне только чудится?

 

 

***

Сцалаваная, счараваная,

Быццам вецер у полі, раптоўная,

Ўся нібы ў кайданы закаваная,

Ты жанчына мая найкаштоўная.

 

Не вясёлая і не сумная,

Як бы з цёмнага неба зляцелая,

Ты і наша мелодыя шлюбная,

Ты і зорка мая звар’яцелая.

 

Я калені твае,  усцешаны,

Абдыму  з немагчымаю сілаю.

І слязьмі абпалю, і вершамі

Цябе горкую, цябе мілую.

 

Адчыні ты свой твар паўночны мне,

Увайду, дай, у бровы разлётныя,

Увайду ў твае вочы цяжкія

У паўголыя рукі пяшчотныя.

 

Што прыбавіцца – не адбавіцца,

Што не споўніцца – не запомніцца.     

Дык чаго ж прыгажуні плачацца?        

Ці мне слёзы яе толькі мрояцца?

 

Владимир Высоцкий

 

Я не люблю…

Я не люблю фатального исхода,

От жизни никогда не устаю.

Я не люблю любое время года,

Когда весёлых песен не пою.

Я не люблю холодного цинизма,

В восторженность не верю, и ещё –

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину

Или когда прервали разговор.

Я не люблю, когда стреляют в спину,

Я также против выстрела в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,

Червей сомненья, почестей иглу,

Или когда всё время против шерсти,

Или когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой —

Уж лучше пусть откажут тормоза.

Досадно мне, что слово «честь» забыто

И что в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья —

Нет жалости во мне, и неспроста:

Я не люблю насилье и бессилье,

Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,

Досадно мне, когда невинных бьют.

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более – когда в неё плюют.

Я не люблю манежи и арены —

На них мильон меняют по рублю.

Пусть впереди большие перемены —

Я это никогда не полюблю.

 

 

Я не люблю

Я не люблю фатальнага зыходу.

Жыццё мяне не можа прытаміць.

Я не люблю любога часу года,

Калі мой спеў нявесела гучыць.

Я не люблю халоднага цынізму.

Ва ўзрушанасць не веру і яшчэ –

Калі чужы дасланыя мне пісьмы

Чытае ўпотай з-за маіх плячэй.

Я не люблю, як штосьці напалову,

Як у спіну страляюць з-за вугла.

Я не люблю, як перарвуць размову,

І супраць стрэлу ў твар, каб напавал.

Я не люблю, калі па шклу – жалезам

Ці супраць поўсці гладзяць зноў і зноў.

Я не люблю, калі ў душу мне лезуць,

Тым больш, калі плююць, ды шмат разоў.

Я не прымаю ўпэўненасці сытай —

Хай лепш ужо нясе без тармазоў.

Я не люблю, калі нявінны біты,

Сумніваў мутных і хвалебных слоў.

Я ненавіджу плёткі, абгаворы,

Сябе, калі не здольны здачы даць.

Мне прыкра, што забыта слова «гонар»

І лічыцца за гонар абылгаць.

Калі камусьці паламалі крылы —

Не закране мяне яго бяда:

Я не люблю зашмат ці мала сілы,

Адно Хрыста распнутага шкада.

Я не люблю манежы і арэны —

На іх мільён мяняюць па рублю.

Няхай ідзе пара вялікіх зменаў —

Я гэтага ніяк не палюблю!

 

Михаил Матусовский

 

Старый клён

Старый клён, старый клён,

Старый клён стучит в окно,

Приглашая нас с друзьями на прогулку.

Отчего, отчего,

Отчего мне так светло?

Оттого, что ты идёшь по переулку.

 

Снегопад, снегопад,

Снегопад давно прошёл,

Словно в гости к нам весна опять вернулась.

Отчего, отчего,

Отчего так хорошо?

Оттого, что ты мне просто улыбнулась.

 

Погляди, погляди,

Погляди на небосвод,

Как сияет он безоблачно и чисто.

Отчего, отчего,

Отчего гармонь поёт?

Оттого, что кто-то любит гармониста.

 

 

Клён стары

Клён стары, клён стары

Голлем стукае ў акно,

Каб з сябрамі я ішоў на пагулянку.

Ад чаго, ад чаго                                  

Стала мне так светла зноў?

Ад таго, што ты ідзеш па вулцы зранку.

           

Снегапад, снегапад

Сціх і болей не мяце,

І здаецца, што вясна ўздымае крылы.

Ад чаго, ад чаго                                              

Ўся душа мая цвіце?                                       

Ад таго, што ты ўсміхнулася мне міла.        

 

Паглядзі, паглядзі:

Неба сонечна блішчыць,

Ні хмурынкі на блакіце  яго чыстым.

Ад чаго, ад чаго                                              

Спеў гармоніка гучыць?                                  

Ад таго, што хтось кахае гарманіста.

 

 

Булат Окуджава

 

Синий троллейбус

Когда мне невмочь пересилить беду,

Когда подступает отчаянье,

Я в синий троллейбус сажусь на ходу,

В последний, в случайный.

 

Последний троллейбус, по улице мчи,

Верши по бульварам круженье,

Чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи

Крушенье, крушенье.

 

Идущим по улице дверь отвори,

Я знаю, как в зябкую полночь

Твои пассажиры, матросы твои

Приходят на помощь.

 

Я с ними не раз уходил от беды,

Я к ним прикасался плечами.

Как много, представьте себе, доброты

В молчанье, в молчанье.

 

Последний троллейбус плывёт по Москве,

Москва, как река, затихает.

И боль, что скворчонком стучала в виске,

Стихает, стихает.

 

Сіні тралейбус

 

Калі не магу я адолець бяды,

Калі я ў глыбокім адчаі,

Я ў сіні паўночны тралейбус тады,

Зусім выпадковы, сядаю.

 

Апошні тралейбус, па вулках імчы,

Вяршы па бульварах кружэнне,

Збірай пацярпелых у гэтай начы

Крушэнне, крушэнне.

 

Усім, хто брыдзе па начы і замёрз,

Хутчэй адчыні свае дзверы.

З тваіх пасажыраў тут кожны матрос,

Яны дапамогуць, я веру.

 

Я з імі не раз уцякаў ад бяды,

Да іх датыкаўся плячамі.

Як многа, па праўдзе, дае дабраты

Маўчанне, маўчанне.

 

Апошні тралейбус плыве па Маскве.

Масква, як рака, затухае,

І боль, бы шпачок у маёй галаве,

Сціхае,  сціхае…

 

Перевод на белорусский язык Галины Самойло