Что в дневнике тебе моём?..

Писатели создают миры не только в своих произведениях, но и посредством личных связей с родными людьми, коллегами, оппонентами, недоброжелателями — всей той средой, что окружает личность творца. Дневники писателя обладают сами по себе художественной ценностью. 

 

Писатели создают миры не только в своих произведениях, но и посредством личных связей с родными людьми, коллегами, оппонентами, недоброжелателями — всей той средой, что окружает личность творца. Дневники писателя обладают сами по себе художественной ценностью.

Часто переписка, воспоминания, неизвестные свидетельства открывшихся архивов дают большее представление о личности писателя, чем всё его художественное творчество, вместе взятое. Открывается, кто с кем и «против кого» дружил, кто подличал, писал доносы или, наоборот, был стоек в своей позиции и никого не предавал.

Равнение на гениев

Лев Толстой вёл дневники всю жизнь. Начал в 1847 году в восемнадцатилетнем возрасте, студентом, а закончил всемирно известным писателем в 1910 году. Известно, что у него был ещё один дневник, интимный, предназначенный только для себя. Толстовские записки стали не только частью его биографии, но и литературного наследия.

«Окаянные дни» — дневниковые записи Ивана Бунина 1918–1920 гг. — были опубликованы в эмиграции, в СССР книга была запрещена вплоть до перестройки. В произведении не только задокументированы революционные события, но и отражено их неприятие, писательское осмысление переломного этапа в жизни России, как и своей собственной.

«Повар от Яра говорил мне, что у него отняли все, что он нажил за тридцать лет тяжкого труда, стоя у плиты, среди девяностоградусной жары. «А Орлов-Давыдов, — прибавил он, — прислал своим мужикам телеграмму, — я сам ее читал: жгите, говорит, дом, режьте скот, рубите леса, оставьте только одну березку, — на розги, — и елку, чтобы было на чем вас вешать».

«Новая литературная низость, ниже которой падать, кажется, уже некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая-то «Музыкальная табакерка» — сидят спекулянты, шулера, публичные девки и лопают пирожки по сто целковых штука, пьют ханжу из чайников, а поэты и беллетристы (Алешка Толстой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные. Брюсов, говорят, читал «Гавриилиаду», произнося все, что заменено многоточиями, полностью».

«Двенадцать лет тому назад мы с В. приехали в этот день в Одессу по пути в Палестину. Какие сказочные перемены с тех пор! Мертвый, пустой порт, мертвый, загаженный город… Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, — всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…»

Есть желание цитировать И. Бунина ещё и ещё: а вдруг подтолкну читателя, и он обратится к первоисточнику. Сегодня всё в открытом доступе — читайте.

«Алмазный мой венец» Валентина Катаева — и мемуары, и памфлет, и дневник. Автор добавил много мрачных красок, сказал много нелицеприятного, с беспощадностью обнажил теневую сторону литературного закулисья. Писатель «зашифровал» многих известных писателей и поэтов под масками: в «командоре» угадывается Маяковский, «королевич» — Есенин, «ключик» — Олеша, «синеглазый» — Булгаков, «пошляк» — Шкловский, «щелкунчик» — Мандельштам…
В «Дневниках» Юрия Нагибина становимся свидетелями убийственной правды о себе, об ушедшей советской эпохе и литературном окружении писателя. Читаем:

«…Почему скверные поступки позволительны, а разговор о них — табу? Если у тебя хватало мужества быть дурным в жизни, не пасуй перед своим изображением в литературе… мои записки тоже принадлежат сыну века, нынешнего, идущего столь бесславно к своему завершению, и в этом их объективная, пусть незначительная, ценность, не связанная с моей личностью, ибо через меня, как и через каждого человека, отваживающегося жить, а не тлеть, говорить, а не молчать в тряпочку, отражается время, эпоха, хочешь ты того или нет…»

«Кому адресован дневник?» — таким вопросом задаётся Юрий Маркович и отвечает: «Себе самому. Это разговор с собой, с глазу на глаз, иногда попытка разобраться в собственной мучительной душевной жизни». Писатель уверен, что только так, снимая ложные маски, исповедуясь, можно достичь самопознания и помочь другим оказаться на трудном пути саморазоблачения.

Вопрос, конечно, спорный, но я — о другом.

Театр словесной простокваши

В современной белорусской литературе встречаются дневники писателей старшего поколения. Не так часто, но они публикуются. Читать их невероятно скучно, а скука — первый маркер несостоятельности текста. В них нет предельной искренности и глубины, и порой кроме старческого самолюбования (не дай Бог дожить до такой пошлости!), лишённого всякой здравой критической оценки, перед нами предстаёт подкрашенная, тошнотворно сладкая в своём оптимизме картинка нашего времени. Айсберг открывает малую верхушку, истинное и сокровенное остаётся недоступным в мрачных глубинах.
Процитирую один дневник, он посвящён маленькому внуку:

«А в мире что? Иранцы выбрали президента. Оппозиция не согласна с этим. В Америке скончался известный певец Майкл Джексон. Плачут его кумиры. Россия запретила покупать молоко в Беларуси. Поливаем друг друга словесной простоквашей… 25.06.2009 г.».

«Республика наша собирается отметить 65-летие своего освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Праздник состоится 3 июля, а твой жизненный праздник — 2 июля. Так счастливо получилось, что день твоего рождения почти совпал с юбилейной датой нашей Беларуси. В честь вас — салют! Лучше и не придумаешь. 30.06.2009 г. (вторник)».

Понятно любому, это не личный дневник, а какое-то криводушие, заранее спланированная псевдопублицистика, подправленная восторженными лозунгами. Автор выставляет напоказ некую витрину своей успешной жизни, здесь не встретишь нравственного самокопания, переосмысления жизненных проб и ошибок.

Потому и нет веры таким ложным «дневникам», но возникает чувство неловкости и стыда. У меня — да, у официозных «документалистов», скорее всего, нет. Жалко леса, что так бездарно пошёл на бумагу, и бюджетных денег.

Задаюсь вопросом: оставят ли миру писатели новейшего времени исповедальное наследие, дневники? Мучительные откровения, поиск новых смыслов, одержимость собственными недостатками?

Время Быкова

Гродненцам повезло. В городе жил и творил Василь Быков. Воспоминания писателя обогатили мемуарный жанр не только белорусской литературы. В библиотеках есть его последняя книга «Доўгая дарога дадому». В конце жизненного пути Быков возвращается к истокам, порой сурово, без снисхождения к своим ошибкам переосмысливает прошлое.

Книга воспоминаний — о наиболее ярких страницах биографии писателя-фронтовика. Много неоднозначных фактов, любопытных историй, связанных с известными фамилиями партаппаратчиков, близкого литературного окружения. Есть главы, посвящённые Гродно, газете «Гродзенская праўда», съездам, депутатству, творческим командировкам. Часто личная оценка и взгляд писателя на недавние события, свидетелями которых были и мы, шла вразрез с линией партии.

В сетевом зазеркалье

Но есть и заметные перемены. С каждым днём общение всё больше и больше перемещается в зазеркалье — в сетевой мир, на сайты, интернет-форумы, в блоги, твиттер. Многие писатели приспосабливаются к условиям жизни онлайн, активно работают на своих страницах. Многие не лишены дара сочинять для себя модный брендинг и мифы. Чего ожидать читателям?

Главный редактор российского журнала «Знамя», литературный критик, литературовед и публицист Сергей Чупринин на страницах фейсбука со своими лёгкими коротенькими новеллами очень удачно вписывается в режим онлайн. Ему есть чем поделиться с миром, коллегами, друзьями и недругами: не носить же за плечами многолетний литературный опыт. Как результат — увидела свет книга «Вот жизнь моя. Фейсбучный роман, или Подблюдные истории». Автор откровенничает:

«Эта книга родилась будто сама по себе. Нечаянно, комментируя в фейсбуке чей-то пост, рассказал одну историю из тех, что я называю «подблюдными», поскольку все они уже были опробованы в дружеском застолье, потом вторую, третью. А дальше… Дальше они сами стали выниматься из памяти, выстраиваясь в сюжет, каким я и осознаю свою жизнь — единственную, другой не будет. Книга — вроде бы заведомо несерьезная… если говорить о жанре. Это был классический table talk, то есть цепочка анекдотов, не обязательно смешных, но обязательно остроумных, выводящих либо к эффектной коде, либо к нравоучению…»

Думаю, продолжение фейсбучного романа последует, главред не бросает активничать в сети. Из последних его набросков:

«…Разговаривая со студентами Литературного института, я, разумеется, не мог не спросить их и о том, кого из современных поэтов они особенно ценят и что считают для себя ориентиром. В ответ замешательство.

— Может быть, Бродский? — пытаюсь я помочь.
— Да ладно, — говорят, — какой там еще Бродский?
Это, говорят, давно уже отстой.
— А что же тогда? Рэп?
Смеются, и мне понятно, что нет, опять-таки я не догоняю».

Полесские хроники Андруся

Но вернусь к белорусским литреалиям. Не так давно в фейсбуке дебютировал дневник Андруся Горвата, жителя деревни Прудок на Полесье. В дедову хату он переехал из Минска. Андрусь пишет раскованно, честно, порой парадоксально и желчно. Может ли вчерашний дворник сегодня стать писателем? Вполне, у него для этого есть всё.

Заметки Андруся Горвата популярны, у него более 5 тысяч подписчиков, потенциальных читателей. Недавно выдал книгу «Радзіва «Прудок» Дзённік», где он и деревенские аборигены-соседи — главные герои современной «полесской хроники». Несколько тиражей мгновенно разлетелось.

Некоторые участники литпроцесса оценили фейсбук-дневник как новый жанр в современной белорусской литературе. Среди сплошь пресных и средненьких творений короткие очерки Андруся до краёв наполнены жизнью, пропущенной через его внутренний мир и опыт. Портреты героев порой беспощадны в своём художественном реализме, нелицеприятны, но узнаваемы, как будто это наши соседи, близкие знакомые, родные.

А тым часам у Прудку.
Учора ў краме.
— Цукар е?
— Няма.
Сёння ў краме:
— Цукар е?
— Не, я табе з дому прынесла.

Остроумные мини-зарисовки рождаются в сети буквально на глазах. Форма подачи отвечает духу времени. У автора получается подцепить читателя на крючок, увлечь, держать интригу, сочно рассказывать байки. Горват талантливо превратил свой дневник в целый мир, населил его разными хитроватыми, простоватыми, себе на уме тётками, дядьками, бабами и дедами, козами, курами, кошками и другими прыблудамі. Чем не болгарское Габрово и его обитатели?

Для полноценной литературы такого вклада, может быть, и маловато, есть одно «но». Автор просто обязан быть талантлив. Фейсбучник Горват вполне обладает джентльменским набором писателя: он трудолюбив, независим, может быть резок, отстаивая свою правду, способен из ничего сочинять художественные миры-иллюзии, обманывая простодушного читателя якобы невыдуманной реальностью. Сказка ложь, да в ней намёк…

Его эксперимент со словом может благополучно скоро закончиться, вариантов много: надоест ему самому, иссякнет желание наблюдать за своими персонажами…

Не каждый способен справиться с тем колоссальным напряжением, которое давит на писателя, подряжая его на работу, не обещая ничего хорошего и стабильного. Надо отказаться от многих соблазнов, выбрать замкнутость и молчание, одиночество.

Не будем загадывать, чтобы не сглазить. Возможно, перед нами акт рождения долгожданного таланта, и читатели дождутся, что через некоторое время Андрусь Горват перейдёт к более привычным литературным жанрам и формам. Подождём.