«Будь выше склоки, выше лжи…»

В последнее время мне стали присылать, дарить, передавать, подбрасывать через третьи руки всякие-разные книги, с автографами и на память. В основном такие сборники представляют жалкие и бесплодные усилия авторов-дилетантов.

Пишущие — сейчас их больше, чем тех, кто еще читает, — решили: если я в прессе отзываюсь о современных авторах и литературе, то обязательно возьму на себя труд прочитать подаренное и дать публичную оценку. Почти все дареное — не имеет отношения  собственно к литературе.

Но бывают и счастливые случаи. В прошлом году после одной неприятной истории в недружелюбном месте прихватила с собой книгу гродненского поэта Николая Серова: синий переплет тиснен серебряными буквами — TRIOLETS. «Прихватила» книгу почитать — для критика звучит вполне пристойно.

В полупустом троллейбусе открыла наугад страницу — 122, прочитала восемь строчек — триолет № 99. Он оказался созвучен моему настроению.

Угомонись, смири свой пыл,
Во гневе оглянись на милость.
Каким ты в детстве, помнишь, был?
Угомонись, смири свой пыл.
И разве важно, что случилось?
Ты все достойно разрешил?
Угомонись, смири свой пыл.
Во гневе — оглянись на милость.

Случайно взглянула на свое отражение в стекле: среди летнего беспечного дня на меня смотрело отчужденное, застывшее лицо-маска. В висках стучали только что прочитанные слова: «Угомонись, смири свой пыл… Угомонись, смири свой пыл…»

Всю дорогу до своей остановки читала «TRIOLETS». В книге двести пять триолетов. Затеяла что-то вроде игры, задавала себе вопрос и находила ответ:

Не ново это и не старо:
Добро и зло всегда в борьбе.
Все отражается в судьбе.
Не ново это и не старо,
Что есть небес святая кара,
Однажды вспомнится тебе.
Не ново это и не старо:
Добро и зло всегда в борьбе.

Недавнее напряжение, сильная сердечная дрожь, внутреннее раздражение уходили. Наполнялась чужой мудрой мыслью, строем, ритмом, вдохновением. Выходить из медленного троллейбуса не хотелось, но ехать долго-долго без всякой цели — да, затеряться в этом мире, в этом городе, выключиться из времени, выпасть из него и читать, читать, читать стихи, неожиданно так сильно повлиявшие на меня.

До того дня считала триолеты одной из почти забытых  форм поэзии прошлого — первая строка повторяется в четвертой, две первые строки повторяются в седьмой и восьмой. Жесткость формы — вот и всё своеобразие восьмистиший французского происхождения.

Каноничность, строгость триолета не будут отдавать музейным, архаичным духом, если строки наполнятся современным звучанием. В старые мехи да новое вино… И темы классически традиционны — любовь, душа, смерть, жизнь, мечты, преданность, отношение к природе, красоте, братьям нашим меньшим. Серов пытается разрешить мучительные вопросы бытия и мироустройства, определиться с местом поэта в жизни и в литературе.

№ 204

Мы любим жизнь и верим до конца
Устройству жизни, праведности мира.
Пусть смерть сотрет с усталого лица,
Мы любим жизнь и верим до конца,
Что не умолкнет в мире наша Лира
Во имя Сына и его Отца.
Мы любим жизнь и верим до конца
Устройству жизни, праведности мира.

В книге «TRIOLETS» пять тематических разделов — «Случайный гость», «И небеса и дали», «Жизнь сложить», «Река судьбы», «Звезда договорит».

***

Поэт Николай Серов часто обращается к творчеству поэта Арсения Тарковского, одна-две стихотворные строчки пробуждают в нем поэтические силы, идет перекличка времен и литературных школ. Под впечатлением мощного таланта рождаются натурфилософские стихи Николая Серова.

Слова Арсения Тарковского «…Высокое косноязычье / Тебе даровано, поэт…» рождают у Серова отклик — «Высокое косноязычье». И таких отсылок к Тарковскому с обязательным эпиграфом «А. Т.» много.

Нам недоступно отличить
Природы дар косноязычья,
Но для того и стоит жить,
Чтобы отыскивать различья.

И мысль, как смертная тоска
По неприступному редуту,
Стучит, как правда, у виска,
Торопит каждую минуты.

Ты воспитуй нас немотой,
Как губка, пасынки твои мы,
Когда в разгадке непростой,
За полшага к тебе, стоим мы. («Над озером белым»)

***

Больше года я искала встреч с поэтом — хотелось многое уточнить, сверить свои мысли и настроение. Но как-то не складывалось, пока в конце августе мы не встретились на берегу Молочного озера у санатория «Поречье». Николай Иванович оказался внимательным собеседником. Он замечательно читает свои стихи, поклонник Серебряного века русской поэзии, творчества Н. Гумилёва, Н. Заболоцкого, И. Бродского, Н. Рубцова.

…Сухое лето на берегу озера выжгло в сосновом лесочке последнюю траву. Рано опавшие желтые листья с  берез, бурые иголки усыпали теплую землю, духота дня сменялась прохладой, легкие высокие облака рисовали над озером улетающий журавлиный клин. Горячее солнце медленно опускалось за лес, пряталось в темных деревьях, плавилось в августовском мареве, в предвечерней тишине мы слушали голос поэта — великодушный дар.

Август. Безмолвное время.
Бремя пустой маеты.
Пало бесплодное семя
В лоно живой красоты.
Замерли звуки в гортани.
Ярок полуденный свет.
Стерты безликости грани
Ликом растраченных лет… («Над озером белым»)

Боялась, что эгоцентризм, так свойственный поэтам, способность любоваться собой, слушать одного себя, а не собеседника, ревность к чужим талантам разочаруют меня. Люди с глубокой, впечатлительной душой в жизни замкнуты, осторожны, не часто раскрываются посторонним, ищут уединения и гармонии, не хотят дополнительных разочарований от столкновений с внешним грубым миром, зря себя не растрачивают.

Мои опасения не оправдались. Николай Серов — зрелый, щедрый, многоплановый поэт, ему свойственно поэтико-философское осмысление жизни, яркая образность, эмоциональная окрашенность слова. Он не боится своей принадлежности к русскому слову, а гордится ею. Николай Серов — русский поэт, хотя родился и вырос здесь, его корни в гродненских местах. Он автор книг «Синий сон» (2006), «Над озером белым» и «Ночные дожди»  (2008).

Поэту свойственно самопознание, поиск новых образов и метафор, в своем поиске он органичен. Неспешная, созерцательная работа над словом дисциплинирует, совершенствует перо мастера, в ежедневной огранке достигаются точность и тонкость столь ускользающего, эфемерного и порой странного материала — поэтической строки.

***

Сегодня за формулировками «русскоязычный» часто прячется обычная беспомощность, примитивная однозначность, языковая бедность русскоязычных новаторов. У русскоязычных представителей большое желание искусственно «приукрасить» то, чего нет, провоцируя в белорусской литературной среде массовость русскоязычных поэтов.

Отсутствие богатства языка, природы и естества порождает повсеместную  нищету, убогость стиля, некую бессловесную монотонность. Настоящим ценителям поэзии  читать и слушать такого рода попсу невыносимо для душевного здоровья.

Шумят и мелькают второстепенные авторы, в тщете своей обманываются и обманывают читательскую аудиторию экзерсисами не лучшего качества.

Задумалась вот над чем. Почему о творчестве Николая Серова почти ничего не известно? Зачем проталкивается заведомая литературщина с салонным налетом, насаждается дурновкусие?

Николай Серов не в тени, он самодостаточная, цельная натура, не разменивается на тусовки, ценит свое время, никому не навязывается. И все-таки его поиски новых оттенков, звучаний, смыслов, нового наполнения старых форм — триолетов и сонетов подтверждают преданность поэта однажды выбранному одинокому пути.

Хочется привести не в назидание, но как напутствие молодым и начинающим строки из стихотворения «Творцу».

Пустые строки не пиши,
Когда они с душой в разладе,
И против правды не греши
Словечка красненького ради.
Будь выше склоки, выше лжи
И суетливость — не приемли,
Пространству, времени служи
И гласу внутреннему — внемли.
Всему назначен свой удел:
Непреходящему, земному.
Неуказаем лишь предел
Творений знаку родовому.

В каждом человеке живет творческое начало, надо только научиться прислушиваться к себе, не заглушить слабые ростки, развивать и учиться у лучших. Примеров настоящей поэзии много, они позволяют увидеть в слове, завернутом в красивую упаковку, дурное, вторичное, неживое слово, пустышку.

«Свою» книгу ищет сам читатель — и находит. Как и книга ищет «своего» читателя.

У меня уже есть подаренные книги Николая Серова, осталось за малым — автограф поэта.