Большая суета «малого времени» литературы

В последнее время часто задумываюсь: почему те, кто ещё вчера значился в лучшем случае любителями-сочинителями, именуют себя в массовой среде современных стихотворцев поэтами, и никак не меньше. Неожиданно вышла игра слов, оксюморон — «массовые стихотворцы». Парадокс, хотя… в наши времена возможно всё, и всякий упражняющийся в самодеятельном стихотворчестве двусмысленно величает себя поэтом.

 Ритмизованные и рифмованные фразы выходят у кого-то лучше, у кого-то хуже, но это не есть поэзия, никогда не значилась и вряд ли будет проходить по столь высокому ведомству. Мне возразят: такое было всегда.

Прежде или общество было более образованным, «окультуренным», или стихослагатели вели себя скромнее, но не просматривалось такого разгула посредственных ремесленников от поэзии, как сейчас. Не встречая достойного сопротивления учёных-филологов, критиков, учителей, библиотекарей,  они, словно дикая сорная поросль, буйно цветут повсюду, особенно в разного рода формальных творческих объединениях. И нет числа нашим деревянным самоделкиным, насаждающим дурновкусие, развесистую клюкву и откровенную пошлятину. Нет числа всем их банальностям, выдаваемым за «поэзию местечкового розлива».

Хотелось бы внести ясность. По классификации русского литературоведа Вадима Кожинова существует три типа пишущих стихи.

Первый: «самодеятельные» авторы, сочиняющие стихи для себя, своих друзей, знакомых и публикующие их лишь случайно (чаще всего ограничиваясь стенной печатью)».

Замечательно во всём этом одно: «самодеятельные» авторы пишут без особых претензий, они даже деликатны, готовы публиковаться не далее районки, знают своё место, занимаются сложением гладких рифмованных строф для юбилеев, торжеств и других дат, важных для членов их семей и знакомых. Тысячи людей сочинительствуют «для себя», но единицы приходят в истинную поэзию.

Ещё во времена императорских гимназий и Смольного института гимназисты и благородные девицы обучались обязательному стихосложению, музицированию и рисованию. Считалось за правило хорошего тона в гостях бойко записать в домашний альбом несколько импровизированных поэтических строф. Но милые те занятия воспринимались в обществе не более как дань ученической привычке.

Второй: «бездарные стихотворцы, которые, пользуясь отсутствием поэтического чутья у издателей (или приятельскими отношениями с ними), печатают никому не нужные сочинения, а подчас и целые тома».

Надо отдать должное пробивной силе «бездарных стихотворцев», они отличаются завидной настойчивостью, невероятным терпением (их бы напор да в мирных целях!), протискиваются в двери издательских кабинетов, пользуясь всеми допустимыми и недопустимыми приёмами. Бедные редакции литературных изданий — их шкафы до потолка завалены вторсырьём. Может, потом эта бумага пойдет по прямому назначению — на сдачу макулатуры?

Сегодня многотысячная армия, что ещё не так давно и не думала высовываться (а кто бы дал: существовала определённая литературная иерархия имён и эстетических ценностей, авторитет и данность которых не позволяли графоманам вести себя так вольготно), изо всех щелей вылезла на свет божий, расплодилась и разошлась по миру во всей бездарной «шикарности» и пошлости.

Приведу свежий пример с одного официального сайта писателей.

И мне казалось: лучше нет

Тех песен нежных, страстных.

 Рождался молодой рассвет

Средь увертюр прекрасных.

Тут же самоназванный «рецензент», нисколько не смущаясь, сравнивает рифмача с великими поэтами прошлого: «На вас слегка «дышит» Фет или Тютчев… Ну и что?»

Действительно, ну и что, с них, доморощенных, как с гуся вода — всё бы упростить, опошлить, выхолостить. Принизить чужое творчество, чтобы подставить табуретку: а вдруг подравняюсь, дотянусь, приближусь? Одно радует, самоназванных «поэтов» читают такие же самозванцы!

Третий: «люди, которые могли бы стать поэтами, но по тем или иным причинам не стали, и опубликованные ими стихи не несут в себе истинно поэтического содержания, а следовательно, не имеют и подлинно поэтической формы». 

Это вечное эхо сожаления — могли бы, да не стали…

Между возможностью и результатом — дистанция огромного размера. Чем-то надо жертвовать, порой трудно и много работать над собой: учиться, осваивая наследие лучших, талантливых, проявить волю, самодисциплину, характер. Дар совершенствовать, оттачивать.

Но не будем говорить о тех, кто мог стать поэтом и по разным обстоятельствам не стал. Речь о другом — о «большом» и «малом» времени и о движении литературы во времени.

Оказывается, и время у литературы разное. Те, кто причисляет себя к творческому племени писателей — прозаикам, драматургам, сценаристам, публицистам, не говоря уже о поэтах, — живут в настоящем, то есть в современности, или «малом» времени. Значит, и страдают от замалчивания критиков или, наоборот, от их несправедливых нападок, мучаются непониманием коллег, впадают в отчаяние от угнетающей внутренней немоты, вынужденных творческих простоев, депрессии, терзаются сомнениями сегодня и сейчас.

Один из критериев этого «малого» времени — наш эгоизм, человеческая мелочность, страх перед будущим, неспособность за малым видеть перспективу великого, или «большого», времени. Писатели просто обязаны ставить перед собой другие, более ответственные задачи, с корректировкой на «большое» время, а именно: нас всех обязательно забудут, редкие единицы будут прочитаны и услышаны в будущем.

Поэтому не стоит мелко суетиться, соблазняться, хапужничать, называть чёрное белым, подличать, подставляя подножки. «Большое» время не только рассудит, но и справедливо отделит худое слово от изящного великолепия, осветит всё в истинном свете. Правда, с одной оговоркой: чаще это случается не при жизни писателя, а может и вообще не случиться.

И уж точно, мелочные люди, причисляющие себя к литературе, обременённые различными литературными титулами и наградами «малого» времени, как тот отяжелённый ношей верблюд, надеются в тщете дней пройти сквозь игольное ушко. За классическими мерками литературы «большого» времени величаво стоит многовековая история развития человеческого гения, от античности до наших дней. Большая литература сдержанно отбрасывает свои великие тени на нас и дальше, в будущее.

Добавлю: литературная среда никогда не была благоприятной для одиноких талантов, скорее агрессивной. Вещи надо называть своими именами — конкуренция, неприязнь, ранимость, ревность к чужим, более талантливым вещам, наградам, званиям, возможность издаваться, двойственность и кучкование по интересам. А унижение и себялюбие? Наконец обыкновенная плотоядная зависть, шёпот за спиной? Вспомним роман Юрия Олеши «Зависть». Но всегда есть выбор: возвыситься над собственными слабостями, радуясь чужому успеху, или заниматься тайным самоедством.

В днях текущих, или сегодняшних, как в плавильном котле, кипят низкие и высокие истины, злоязычные пороки и художественные ценности, злопыхательство и добродетели, ядовитая жёлчь и целомудрие, страсти человеческие… Поди разберись, где ложь, где правда. Суета настоящего времени застит глаза и сердце, закрывает дымным пологом суть, истину, не даёт разобраться, мешает тонкому навигатору — внутривидению. Как же быть, возможно ли разобраться во всех хитросплетениях «малого» времени литературы? И тут снова приходят слова предельно честного критика Вадима Кожинова:

«Разумеется, великое существует — отчасти совсем незримо — и в «суете окружающего нас настоящего», но оно действительно побеждает и вытесняет из жизни ничтожество и посредственность лишь тогда, когда настоящее становится прошлым, —и побеждает не в результате борьбы, а просто по мере движения времени».

Казалось бы, всё так просто: живи, работай, пиши, не обращай внимание на «ничтожества и посредственности». Их век короток. Сегодня правят бал, а завтра, в будущем, им никак не пройти в «большое» время литературы, слишком узко горлышко. Всё, что не освещено светом любви, добра, красоты, милосердия, сердечности, искренности, правды, осядет в виде пены, которую обязательно смоет время. Если бы так…

От талантливого писателя требуется немалое мужество, сила воли, стойкость и терпение не изменять себе, своему предназначению. Ещё надо сохранить в себе чуткое ухо, отзывчивость, надо интуитивно слышать себя и окружающий мир.

В настоящий момент не только для писателя, но и для каждого думающего и тонко чувствующего человека «…эти высшие ценности не только сосуществуют, но и неизбежно сплетаются со злом, безобразием, ложью и пороком. Мало того, в данный момент может создаться впечатление, что зло, безобразие, ложь и порок безусловно господствуют и побеждают».

Надо примириться и принять жизненную правду амбивалентного сосуществования зла и добра, вечных спутников в судьбе художника, ведь и в художественной, придуманной реальности мир двояк и сложен. Вся долгая история литературы — подтверждение этого.

Современникам же хочется ещё раз пожелать: чтобы не писать плохо, больше читайте и осваивайте из лучшего в литературе. Классика прививает вкус, воспитывает чувство меры, самоиронию, открывает потаённые творческие и душевные запасы, не только дисциплинирует ум, но и обуздывает наше желание записаться в поэты.

П. С. Книгу Вадима Кожинова «Размышления о русской литературе», как и другие редкие издания, можно взять для работы в юношеском филиале Гродненской областной научной библиотеки имени Е. Карского (ул. Ожешко, 17).