Граф Антоний Тизенгауз

Оказалось, что мало было просто найти мастеров и привезти их сюда из Европы. И в этот раз, как обычно, все дело заключалось в «человеческом факторе».  «Выбор людей, – пишет историк И. Гибянский, чей труд здесь уже неоднократно цитировался, – не всегда бывал удачен, особенно в самом начале, когда приходилось брать первого попавшегося».

Дорогу молодым
«Директор золотой фабрики, – сообщал королю один из бывших «фабрикантов» Ян Людвик Инард, – кроме гродненской, никогда другой фабрики не видел и не имеет понятия о производстве. Бывший директор шелковой мануфактуры – рисовальщик, работал на фабрике всего полтора года, а все время занимался своим настоящим делом – рисованием. Директор суконной фабрики Цланн –  тот самый, который показал себя в Венгрове, где, будучи управляющим, в течение одного года привел к тому, что компания потеряла значительную сумму денег; к тому же нужно прибавить, что в Гродно он стал предаваться пьянству… Директором чулочной мануфактуры первое время, за неимением других, состоял Бэкю, который был уволен из Варшавской компании, причем надо полагать, что это произошло не благодаря избытку знаний». Собственно, и сам автор этого письма, Инард, был далек от звания идеального руководителя. И все же И. Гибянский не спешит обвинять графа А. Тизенгауза в плохом выборе людей. «Большинство их, – отмечает историк, – стояло на должной высоте». Недаром в списке фабричных работников мы встречаем отметки вроде «хорошо знает свое искусство», «бравый рабочий», «обладает счастливой способностью организовывать учеников». За все время деятельности гродненских мануфактур случилось только одна неблаговидная история, с Роэдером, подделавшим печати коммерческой конторы (правда, Корзон отмечал, что «большинство работавших в компании шерстяных мануфактур попросту воровали»). По этой причине, как, впрочем, и чисто из-за экономической выгоды, Тизенгауз намеревался со временем заменить большинство иностранцев собственными мастеровыми – отсюда такое количество образовательных учреждений на Городнице. «Как только мальчик чему-нибудь научится, – писал граф неизвестному адресату, – сейчас же давать ему более ответственную работу и, если будет возможно, заменить иностранного мастера». «Дорогу молодым!» – сказали бы сегодня.

«Славная Контора»
Рабочий день на королевских мануфактурах длился тринадцать с половиной часов шесть дней в неделю. Хотя, как отмечает И. Гибянский, договор с Тизенгаузем каждый из мастеров формально мог расторгнуть  в любой момент, на самом деле это было далеко не так. И когда, например, управляющий конторой Ян Бэкю был больше не в состоянии терпеть оскорбления со стороны подскарбия, ему оставалось только одно – бежать из Городницы в Варшаву! Если рабочий не справлялся со своими обязанностями, от него избавлялись совершенно без его согласия: «Должен быть уволен и заменен, как только найдется лучший», – гласил вердикт. Еще хуже, если услуги мастера оказывались на мануфактурах незаменимыми! Несчастный Люис Францоис, прибывший по контракту на год с тем, чтобы соорудить цилиндр и станки для выделки поясов, едва-едва вырвался с Городницы через два, и то лишь после заступничества со стороны короля.
Ради чего же европейские мастера соглашались ехать в этакую тмутаракань? В договоре с Лауриером из Амстердама, заключенном в 1773 году, было сказано следующее: «Господин Лауриер обязуется служить скарбу Его Королевского Величества всеми своими способностями, за что будет получать 1440 злотых в год, квартиру, дрова, свечи и съестные припасы для себя и семьи». Припасы в дополнение к денежному довольствию полагались и всем остальным мастерам, подмастерьям и служащим Городницы, и только ученики получали лишь одежду и пропитание. Так, директор шелковой мануфактуры мог рассчитывать в год, среди прочего, на четыре виленские бочки ржаной муки, шестьдесят штук сыров, тридцать шесть бочек пива и четырех баранов. У красильщика сукна и шелка в контракте значилось сорок бочек пива и одна бочка… водки! На их фоне, например, подмастерье столяра выглядел куда беднее и вынужден был довольствоваться крупами с ячменем да шестьюдесятью фунтами приправы.
Как замечает И. Гибянский, в целом плата «при полной обеспеченности мастеров, которые получали даром квартиру, продовольствие и прочее, была огромной». Но он тут же добавляет, что «только обещанием золотых гор Тизенгауз мог привлечь… смышленых и ловких иностранных мастеров и фабрикантов». «Если бы фабриканты, – приводит историк далее цитату из компетентного источника, – получали свою плату аккуратно, то можно было бы надеяться, что по крайней мере большинство из них честно и охотно вели то дело, где они чувствовали бы себя хорошо. Между тем с выдачей жалования всегда запаздывали».
О том, что сам подскарбий не очень церемонился со своими рабочими, также хорошо известно: «Ругательства и угрозы по отношению к подчиненным, – пишет И. Гибянский, – встречались на каждом шагу». Далее он приводит целый перечень фактов. В конце концов, дело дошло до того, что дюжина мастеров из Германии обратились к Тизенгаузу с письменным протестом, после того как он приказал избить до полусмерти мастера-немца Иосифа Морбитцера. Того сперва пропустили сквозь строй палок из орехового дерева, а после отдали в руки четырем преступникам из числа заключенных. Причем вина немца, как замечает автор, была «не особенно велика».
Самой незавидной на Городнице была  участь учеников. Даже составили особый проект «генерального полицейского порядка для колонии честных иностранных мануфактуристов и фабрикантов в Гродно». Отдельным пунктом в нем значалось: «В случае, если скарбовый мальчик, отданный в науку,
окажется непослушным, сварливым, ленивым, распутным «hultaj» и ругань мастера не окажет влияния – последний имеет право иногда и побить его, однако с таким расчетом, чтобы мальчика не сделать калекой и неспособным к дальнейшей работе». Далее уточнялось: «Если мастер сам не пожелает бить мальчика, пусть он уведомит Славную Контору, которая тогда сама разделается с ним».