Дама с собачкой

Актриса Елена Гайдулис о земляничной поляне, пятом колене, голубой героине, дворняжке Марфе и пирогах-расстегаях Инна МАКСИМЧИКЕлена Андреевна Гайдулис, актриса областного драматического театра, заслуженная артистка Беларуси, кавалер медали Франциска Скорины, председатель областной организации Союза театральных деятелей. Родилась на хуторе Складанцы Вороновского района. Школу окончила в Калуге, имеет диплом ГИТИСа (Москва), работала в драмтеатрах Калуги, Новокузнецка, Тобольска, Могилева. В год 60-летия Гродненского областного драматического театра (юбилей планируют отметить в октябре) занимается оформлением театрального музея,  пишет летопись – очерки о тех, кто создавал гродненский театр, способствовал его популярности и ныне служит...

Ее называют синтетической артисткой. За свою актерскую карьеру  переиграла все типажи – от королевы Стюарт до финской крестьянки.

У вас необычная фамилия…
– Мой отец – литовец. Правильно было бы теперь назвать эту фамилию Гайдулите. Русские люди не понимали, что это мужское окончание, так оно у меня и осталось.

Как вы оказались в Калуге?
– Это родина моей мамы, ее родители приехали в Лиду, чтобы устанавливать советскую власть. Когда началась война, их срочно эвакуировали, а моя мама, так получилось, осталась. Местные жители прятали ее от немцев и сохранили. Потом она приехала на хутор, вышла замуж, и родилась я. Но с мужем прожили недолго. Мама овдовела и вернулась в Калугу.

Актрисой, как водится, хотели стать с детства?
– Мой  дебют был в четыре года, в поезде, когда мы с мамой возвращались. Я ходила по вагону и пела «Привязали Галю к дереву косами». После школы два года работала на заводе, на конвейере. Зарплату платили замечательную – 130 рублей. Параллельно окончила студию при драматическом  театре, уже играла в массовках. И вдруг на новый год одна актриса решила родить ребеночка, а мне предложили ее роль: Земляничку в «Чипполино». Я сказала, будете платить рубль в день, пойду. Взрослые люди видят – дурочка, влюбленная в театр, и согласились. Так и пошла на 30 рублей в месяц, уборщица в то время получала 45 рублей.  На второй год уже играла Золушку и много других ролей, а потом поехала в Москву, поступила заочно.

Театральные интриги – это реальность?
– Конечно. Но завод меня многому научил, поняла, как относиться к людям и как оценивать их поступки. В театре моими руками хотели убрать одного актера. Я категорически отказалась. Режиссер мне говорит: «Видишь роль? (а это была Настенька из «Перстенька» Паустовского). Видишь? Больше не увидишь!» Так наказывали. Но я до сих пор в чужие игры не играю. У меня своя игра.

В Москве остаться предлагали?
– Да, но я была хорошенькая сексапильная девочка и понимала, что попала в мир, где тебя могут использовать. А я хотела играть, работать и быть независимой.

Вы влюбчивый человек?
– Очень. Первая любовь была в детском садике, а потом мы встретились через 20 лет и  узнали друг друга. Влюблялась очень серьезно, но больше платонически. Я львица, ни за кем не бегала. Для меня главное был театр, даже на танцы не ходила. И отношение к браку, любви у меня очень серьезное. Сегодня мне жалко девочек с минутными страстями и быстрым сексом. Без любви невозможно состояться, испытать незабываемое – человек просто рядом, а ты уже счастлив.

Вы когда-нибудь друзей бросали?
– В том случае, если кто-то спешил сообщить гадость. Я считаю, что дружба не для того, чтобы таскать негатив тому, с кем дружишь. А хорошее сама всегда с удовольствием скажу, поддержу.

Почему вы расстались с мужем?
– Разлюбил меня он, а оставила его я, когда поняла, что он стал скучать со  мной,  а я, как мама родная, начала о нем заботиться. С мужчиной нельзя обращаться, как с ребенком. Наоборот, нужно, чтобы он не дремал рядом.

В Новокузнецк вас тоже позвал театр?
– Вернее, меня уговорил директор театра из Новокузнецка. Это был грандиозный проект.  Собрали молодых актеров из Ленинграда, Киева, Омска. Сожгли старые декорации. Мне сказали: «Никаких Золушек, Олюшек играть не будете», – и я стала играть не голубых героинь, а роковых женщин. В театре поставили по Вампилову «Провинцию», так на каждый спектакль прилетала комиссия из Москвы. Половина была категорически «за», половина – «против». Но это все кончилось через год, когда стали выяснять, кто главный. Нельзя делить власть, надо заниматься только сценой. Иначе тут же находятся замечательные люди, которые все развалят.

В Новокузнецке вы познакомились с Высоцким?
– Мне кажется, я поняла, кто такой Высоцкий. Представьте, мы, молоденькие актрисы, стоим в курилке, выходит он из гримерки с гитарой, скучный, влажноватый, неярко выраженный рот, глаза потухшие. Увидел нас, ударил по струнам «Где мои 17 лет?», изменился мгновенно –  глаза звезды, пару куплетов спел, потух и дальше пошел. В Новокузнецк Высоцкий приехал, чтобы на машину заработать. Пять концертов в день, пять дней – сделал невозможное. Один раз его напоили, но зрители отказались покинуть зал. Дальше на сцене все время дежурили врачи. Я поняла, Высоцкий ради толпы мог умереть, а мог и презирать ее.

Самый  экзотический театральный и жизненный опыт где приобрели?
– В Сибири. В Тобольск мы уехали с мужем, много и замечательно там  работали. В театре был свой пароход с оборудованной сценой. Мы плыли по Оби, Иртышу, давали спектакли для поселенцев, бывших сосланных и осужденных. Некоторые хранили обиду, игнорировали людей с «большой земли», но многие приходили. Это был передний край, туда вранье не докатывалось. Какие крестьяне были: выращивали помидоры, огурцы, морковку свежую год хранили. А сколько людей там лежит! Рассказывали, идет баржа по реке, останавливается в тайге, людей высаживают, а есть ли топор, пила, неведомо. Выжили молодые и сильные.

Каким был гродненский театр, когда вы вернулись наконец-то домой?
– В нем жила импровизация. На сцене каждые две минуты должно что-то происходить, меняться. Например, Борис Мартынов каждый раз играл по-новому. Менял мизансцены: в одной  жестко разговаривал, в другой – мог взять меня в охапку и таскать…

Можно ли сказать, что драмтеатр сегодня скорее мертв, чем жив?
– Театр всегда жив. Никогда не знаешь, какие возможности он таит, в какой момент выстрелит. И сегодня в труппе есть молодежь, есть потенциал.

Главный режиссер все-таки когда-нибудь будет назначен, каким он должен быть?
– Профессионал, который любит актера, а не себя, может раскрыть его, поддержит творческий порыв. А режиссер, который показывает тебе все время что-то, и ты должен его передразнить, – это большая ошибка.

Почему  часто говорят  вместо играю, работаю – служу в театре?
– Потому что театр – храм, а в храме служат, а не работают.

Вы сегодня меньше заняты на сцене, чем занимаетесь?
– Занимаюсь историей театра  к 60-летию, это отнимает много времени. Составляю родословную по линии матери, знаю о своих предках до пятого колена – тоже роман можно писать.  Как член правления театральных деятелей поеду в Минск, будем коллегиально решать, кто получит премии этого года. Дел очень много, едва успеваю. Не зря же я на свадьбе родилась. Мама беременная поехала на торжество, ее растрясло и она раньше времени разродилась. Так на свадьбе и живу. А еще дача, сама дом строю.

На даче  что выращиваете?
– Все. И перцы, и помидоры – отвоевываю от пырея местечко. Земляника лесная у меня занимает треть участка, цветов – море. Воды там нет, света нет, но место чудное.

Ваше любимое блюдо?
– Капуста. Но я все люблю: мясо, рыбу, овощи – в любом виде.

Кто такая Марфа?
– Собака. Раньше у меня 12 лет жил кот. Мы не разлучались. Он ездил со мной и на репетиции, и на гастроли, а потом погиб. Это был страшный удар. Думала, больше животных брать не буду. Но судьба по-иному распорядилась. Пять лет назад в сентябре ударил мороз,  вижу – на остановке собачка черная, лохматая, ее от холода подбрасывает даже. Потом оказалось, что лапка подбита. Я собаку эту в охапку и домой. Лапку спасти не удалось, требовалась сложная операция, так она на локоточке и бегает. Добрейшее существо, люди на ней проверяются. Кого Марфа не любит, стоит задуматься. А потом и белая кошка появилась, ее соседи пьяные  мучили. Уже тех соседей нет, умерли они, а кошка прижилась у нас. Прихожу домой, они меня дружно у входа встречают. Марфа на ногу кидается,  кошка – на плечо. Ни разуться, ни раздеться, пока не поздороваются.